– Зачем? Насаживать на него тебя гораздо приятнее. – Я уже направился в свою комнату. Был доволен собой оттого, что ни разу со дня свадьбы не допустил, чтобы мы спали в одной кровати. Это давало мне некое подобие контроля.
Я остановился на пороге.
– Бросишь завтра же утром. Дважды просить не стану. Это не обсуждается.
– А то что? – Персефона выпятила подбородок. – Что ты сделаешь, если я решу продолжить заниматься с этими детьми – особенно с Тиндером, мальчиком, который нуждается во мне, полагается на меня, который привязался ко мне?
Я обернулся. Посмотрел на нее с тем же холодным презрением, какое выражал ко всем прочим людям в своей жизни.
Она просто теплая дырка.
Отвлекающий фактор.
Средство достижения цели.
Привязываться к той, что
– Ослушаешься – и я дам тебе то, о чем ты так просишь.
Она бросала мне это слово, как будто это я был в ее власти.
– Так скажи, – процедила она, взглядом бросая мне вызов. – Скажи мне, что ты сделаешь. Скажи, что я ничего для тебя не значу.
Я схватил ее за шею с затылка, чувствуя, как у меня встает. Я не мог допустить, чтобы все обернулось примирительным сексом. Хватит и ежедневных ужинов. Ее постоянное присутствие выводило меня из себя.
– Если ты продолжишь попирать наш контракт, то мне тоже придется нарушить свою часть сделки. Если к середине недели ты все еще будешь работать на Эрроусмитов, я приставлю Сэма следить за каждым твоим шагом. Затем полечу в Европу и трахну каждое пригодное тело, что окажется поблизости. А потом, не приняв душ, чтобы смыть с себя их следы, я вернусь и сделаю тебе ребенка после теста на овуляцию. – Я говорил, касаясь губами ее губ и чувствуя, как она дрожит рядом со мной от злости и страсти. – Их запах и следы возбуждения останутся в тебе, чтобы напоминать о том, что ты для меня всего лишь игрушка. Самое печальное то, что мы оба знаем: ты позволишь мне это сделать, Цветочница. Ты изнывала по моему члену с того самого дня, когда впервые меня увидела. Но ты возненавидишь себя за это, и каждый раз, глядя на нашего ребенка, будешь вспоминать о том, что я с тобой сделал. Знай свое место, Персефона. Ты здесь не для того, чтобы править моим королевством об руку со мной. А всего лишь для того, чтобы помочь мне его продолжить.
Она оторвалась от моих губ, изо всех толкая меня в грудь и стуча зубами.
– Ты не притронешься к другой. – Она бросилась вперед и толкнула меня снова. – Ты этого не сделаешь.
– В самом деле? – Я поднял брови с притворным интересом. – С чего это ты взяла?
Достаточно и того, что я никак не смог выплюнуть слово «развод». А теперь мне придется стоять и слушать, почему же я, оказывается, состоял в моногамных отношениях.
Моя жизнь явно изменилась к худшему с тех пор, как мы познакомились интимными местами.
– Ты больше нигде не найдешь то, что есть у нас, – процедила она. – И ты самый глупый умник на свете, если думаешь, что сможешь это сделать.
– Ты закончила драматизировать? – Я прислонился плечом к дверному косяку, скрестив руки на груди, словно разгневанный папаша.
– А ты закончил со своим бессердечием? – парировала она.
– Нет. И тем самым мы возвращаемся к единственной причине, по которой ты все еще здесь: ты до сих пор не забеременела.
– А ты не думал, что я, возможно, вообще не могу иметь детей? – Персефона начала одеваться. Сначала надела трусики, потом безразмерную футболку.
– Думал, – ответил я. – Как только придумал этот план, я составил список достоинств, недостатков и потенциальных трудностей. Возможное бесплодие было первым в этом списке.
– И?
– И всем можно найти замену.
Персефона застыла на месте.
– Понятно, – отчетливо произнесла она. – В таком случае, не позволяй мне отнимать твое время.
Она уже отняла у меня несколько месяцев, но подобное признание не поспособствовало бы скорому появлению наших потомков.
– Я продолжу работать с Эрроусмитами. Можешь искать себе другую кандидатку, подходящую на роль матери твоих драгоценных детей, – невозмутимо сказала она, взяла с тумбочки расческу и принялась водить ей по волосам.
Наверное, я ослышался. Никто не был настолько глуп, чтобы отказаться от богатства, потрясающего секса и свободы ради глупого принципа. Между нами все было по-другому. Это…
Я знал, что должен развернуться и уйти, но что-то подсказывало мне, что я не смогу нормально спать, если мы оставим все как есть, а это абсурд. Я всегда спал, как младенец. Что было результатом полного отсутствия сожалений, тревог и души.