Выпили по первой. Душистый коньяк приятно обжег горло. Начали закусывать.
— Яша, ты у нас бриллиантовая энциклопедия, что ты слышал о камнях Бугримовой?
— Бугримовой… — Хозяин пожевал кусочек колбасы. — Огромной цены вещи там есть. Хочешь, чтобы я нашел покупателя?
— К сожалению, нет. Просто хочу проверить одного человека.
— На миллион зеленых точно потянет.
— Не может быть.
— Может, Леня, может.
— Мне люди нужны.
— Я в деле?
— Понимаешь, нужны бойцы, чтобы фраерский вид имели.
— Леня, найду. Что я буду иметь?
— Пять кусков.
— Заметано, приходи завтра в это же время.
Ястреб пришел домой, и сразу же позвонил Шорин.
— Ты где шляешься?! — зло крикнул он в трубку.
— По нашему делу.
— Через час тебе привезут фанеру.
— Много?
— Сколько ты просил, и поторопись.
А к вечеру позвонил Яша:
— Ленчик, поговорить надо.
— У тебя?
— Да нет, приезжай в ресторан ВТО.
Ах, ресторан ВТО! Чудное место на улице Горького. Только своих пускали сюда. Тех, у кого есть билет Всероссийского театрального общества, актеров, известных в лицо всей стране, ну и деловых, конечно.
У Ястреба был пропуск в этот мир чувственных удовольствий. У него вообще был набор пропусков во все клубные кабаки: в ВТО, ЦДЛ, дома композитора, журналиста, архитектора. Каждый декабрь он отгружал два стольника шустрому человечку, и тот делал ему полный набор пропусков во все творческие дома.
У входа в ресторан швейцар — непоколебимый страж — внимательно рассмотрел пропуска, вздохнул. Уж больно не любил он пускать сюда всех этих прилепившихся неведомых людей.
Народу в зале было еще немного. Не наступило время, когда устремятся сюда актеры, не занятые в спектаклях, московские художники, литераторы. Клубом был этот ресторан. Клубом для избранных, для тех, кто посвятил себя искусству. Ну и конечно, вертелась здесь московская светская публика.
Яша сидел во втором зале, стены которого были отделаны стволами берез.
Пройдя сквозь бамбуковую занавеску, Ястреб увидел своего кента, сидящего за столиком у окна.
Яша призывно замахал рукой. Ястреб подошел, сел. Заказал подлетевшей официантке зубрик и биточки по-блоковски.
— Ну что, Яша? — спросил Ястреб, пропустив рюмку.
— Леня, ты меня знаешь, я всегда готов тебе помочь, но с этого дела соскакиваю.
— Вот так номер, — удивился Ястреб. — Не помню, чтобы ты от бабок отказывался.
— Ты знаешь, Ленчик, какие люди в моем закутке бывают?
— Знаю.
В закуток к Яше приходили такие персонажи, чьи фамилии-то называть страшно было. Через эту маленькую мастерскую прошли десятки килограммов золота, алмазные россыпи, целые сапфировые трубки. Незримыми нитями была связана мастерская металлоремонта с квартирами на улице Алексея Толстого, Грановского, на Бронной. В них жили семьи членов Политбюро, секретарей ЦК, министров.
Конечно, советский рубль — самая твердая валюта в мире, но это все разговоры для населения. Те, кто рулил страной, прекрасно знали подлинную цену отечественной валюты, и им были нужны доллары, фунты, марки и, конечно, драгоценности. И они покупали все это через таких, как Яша.
— Так что же делать будем? — спросил Ястреб.
— Ленчик, — Яша ковырнул вилкой салат оливье, — я знаю, для кого ты работаешь. Кто это дело заказал.
— А я не знаю, ставлю дело втемную.
— А зачем тебе знать? Меньше знаешь — дольше живешь, — философски заметил Яша.
— Так где же мне людей достать?
— Иди в «Софию».
— Ты что, из дурки сбежал? — Ястреб покрутил пальцем у виска. — Приду и скажу: бойцы, кто на это дело пойдет?
— Зачем так, ты меня за фраера не держи. Ровно в десять минут одиннадцатого к тебе подойдет человек и скажет, что он из Столешникова. С ним можешь разговаривать, как со мной.
В субботу Ястреб вышел из дому и по Садовой отправился к ресторану «София». Официально кабак этот открывался в одиннадцать, но ровно в десять начинал работать буфет для сотрудников, вот там-то и общались московские и приезжие лихие люди. Это была биржа преступного промысла. Здесь можно было договориться с бывшими боксерами-чемпионами, и они, за деньги конечно, готовы были искалечить твоего обидчика. Бывший технарь, выгнанный за пьянки из КГБ, за бабки ставил подслушку на любой телефон. Молчаливый парень, о котором Ястреб знал, что он в 1956 году воевал в Венгрии, брался за любую мокрую работу. Ходили слухи, что именно он взорвал директора гастронома из Балашихи. Тот приехал к себе на дачу в Салтыковку, поставил ногу на ступеньку — и остатки его нашли местные криминалисты на крыше сарая.
Крутились здесь каталы, наводчики, налетчики. Работала биржа только в субботу с десяти до одиннадцати.
Ястреб подошел к служебному входу, сунул вахтеру красненькую и прошел в узкий коридор, заканчивающийся буфетной стойкой. У нее толпились люди со стаканами в руках. Каждый пил индивидуально. Здесь был свой особый этикет. Они знали друг друга, но никогда не общались. Встречаясь в городе, не здоровались, словно незнакомые.
Ястреб подошел к стойке и попросил сто коньяка и лимон. Он не успел выпить, как за спиной раздался голос:
— Я из Столешникова.
Ястреб допил коньяк и оглянулся.