Зимопись. Урок ловиласки

Природа сказала женщине: «Будь прекрасной, если можешь, мудрой, если хочешь, но благоразумной ты должна быть непременно». По окружавшим меня царевнам я делал вывод, что природа зря болтала языком или чем там она это делала. В воздухе пахло свежестью, полынью и шизофренией, но только не благоразумием.

Тугая стать соткалась надо мной пушистой тучкой, готовой вот-вот пролиться дождем. Девичьи руки с трудом сняли навес со скромной золотистой лужайки – смысла и дальше соблюдать видимость приличий больше не видела даже хозяйка окрестных дюн и ущелий. Игры закончились.

За перипетиями с боровшейся с собой главной героиней я едва заметил, как Ефросинья прикарманила мою освободившуюся конечность по другую сторону от Феофании – у моих пальцев вновь отобрали свободу. Еще минуту назад меня бы взорвало. Сейчас это стало неважно, сознание целиком концентрировалось на главном действии.

– Чувствую себя мишенью на копейном турнире. – Клара мужественно перешагнула мои бедра. Напряженные губы попытались выдавить улыбку, но получилось нечто невнятное. – Такой же повешенной на стеночку для выстроившихся на позиции метателей.

– Но готовой ли принять удар? – повторно удостоверилась преподавательница.

– Да. – Веки Клары судорожно сомкнулись. Затем поднялись и упали еще раз – для пущей убедительности. Скорее всего, чтоб окончательно убедить себя. – Готовой.

Взгляду и словам многократно поддакнуло пулеметной трелью выпрыгивавшее из клетки сердечко – не желавшее спорить с окончательно для себя решенным и жутко теснившееся в ставшей вдруг невозможно маленькой клетке.

Замерев надо мной на прошедших в тревожном ожидании полминуты, Клара снова прикрылась.

– Нет, не могу. Можно, я развернусь?

– Зачем? – не поняла Варвара.

– Стесняюсь.

Все страньше и страньше (или как это говорится, когда голова работает?) звучало слово «стесняюсь» в сумасшествии происходящего. Лица и не лица зашлись в приступе сдерживаемых смешков. Судорожно выгнувшаяся Феофания подмигнула Ефросинье, оседлавшей мою вторую руку, та покровительственно усмехнулась и нарочно поерзала с немыслимой амплитудой.

Варвара тоже улыбнулась:

– Как хочешь.

Клара развернулась – опрометью, будто за ней гнались с вилами, и острия уже покалывали пятую точку. Так дети спасаются от проблем: не вижу, значит, и меня не видят. Узкая спинка заняла половину кругозора. Вся внутренняя часть ног, от щиколотки до, скажем, другой щиколотки, схватилась за меня, как утопающий за все, что не позволит сгинуть в бездне – страшной, обезволивающей, затягивающей. Царевна явно тонула, но тонула странно – спасения она ждала не от окружающих, а от меня, своего противника и мучителя, того, кто сделает будущую утопленницу если не счастливой, то хотя бы умной. Пусть даже задним числом.

Если разворотом Клара пыталась что-то скрыть, то ошиблась, причем жестоко. В новой позиции все подробности оказались как на ладони, вид получился, будто в театре из первого ряда. Спутанные волосы частично прилипли к плечам, остальные свесились в сторону опущенного лица, открыв беззащитный затылок. Шейка (никак не шея, к царевне это грубое слово не подходило) грациозно согнулась, и в длинной впадинке, гораздо ниже через перевал копчика переходившей в другую впадинку, проявился трогательный пунктир позвонков. Плечи и лопатки покрывали родинки в неисчислимом количестве – счастливая, сказали бы верящие в приметы. Верила ли в них обладательница такого количества счастья?

Она верила в то, что делает, и в меня. Стыдилась, отвлекала внимание, но мне, как достойному противнику, который ее решением превратился в соратника, доверяла больше, чем подругам и новоявленной преподавательнице. Кто знает, как она поступила бы, окажись на моем месте другой?

Скажу честно – я рад, что на моем месте не другой. Я не хотел того, что случилось, но оно случилось. Смыслы в произошедшее можно вложить самые разные, от "хо-хо" до "ох, ох". В общем…

Уважаемые дамы и господа, наш лайнер, совершающий полет по маршруту рождение-смерть, попал в воздушную яму инстинкта и падает. Просьба мыслям не бродить по салону и соблюдать спокойствие. Запасной мозг находится в хвосте самолета, но сейчас он занят приключениями и просит не беспокоить. Высота – несусветная, температура за бортом накаляется. В течение падения вам будут предложены горячительные ощущения для плоти и пища для души. Ручное управление сознанием отключено, идем на автопилоте. Экипаж прощается с вами, приятного полета.

***

К этому пришло, так сложились обстоятельства. А если докопаться до истины, то их сложили. Я не оправдываюсь, просто хочется донести правду. Мою правду. Допускаю, что в пересказе Варвары, Антонины или Ефросиньи правда окажется иной, и не факт, что благовидной. А со слов Майи, Любавы или Кристины – третьей: восторженно-слащавой и столь же необъективной. И все эти правды, как любые другие, имеют право на существование.

Впрочем, лучше обо всем по порядку.

Включение первое Марианна