Не выдержав, я полюбопытствовал:
– Сколько можно всего?
– Мужей? – удивилась Зарина, щечки наивно зарумянились. – Конечно, три. Куда ж больше-то?
– А жен? – потянул я скользкую тему вдаль.
– Смеешься?! Как это жен может быть несколько? Зачем?
А действительно. В старой кино-песенке про султана все жены занимались исключительно бытом: первая гладила халат, вторая шила, третья штопала носки, на долю султана оставалось переживать по поводу такого же количества тещ. Но если быт переложить на слуг или автоматику… Тогда, действительно, зачем? Исключительно из чувства жадности и непоколебимой непокобелимости?
– Во сколько… зим у вас женятся? – спросил я.
– Теперь с семнадцати.
– Теперь?
Зарина кивнула:
– В далекие времена совершеннозимием считалось восемнадцать, но создавать семью нужно заранее, иначе не выживешь. Вот и создаем.
Сурово у них тут.
Чувствовалось, Зарина очень хочет спросить, где я был, но не решается. Пока не решается. Пока не решилась, я вспомнил, где был, и сам задался вопросом:
– Войники – кто они? Как ими становятся? Или это сословие – как крепостные или, там, благородные…
Зарина прыснула в кулак.
– Ну, ты сравнила, – задохнулась она от веселья. – Войники потому и войники, что не крепостные и не благородные. Но крепостной может выбиться в войники, это да.
– А если не философствовать? Объясни всю систему, снизу доверху, и я перестану мучить безмерной ангельской глупостью.
Надеюсь, она поймет, что бредовую тупизну вопросов вызывает именно невнятность ответов.
Зарина смилостивилась:
– Начнем с крепостных. Они прикреплены к земле, где работают.
Я слушал внимательно. Пусть вещает банальности, лишь бы нарисовала полную картину. Даже если художник из Зарины хреновый, пусть рисует как может. Малевич с моей точки зрения тоже не художник, но гений – однозначно. Гений маркетинга. Вдруг и Зарина озарит искоркой прикладной гениальности? Потому – ждем-с. Все что угодно, от эпохального шедевра до детской каляки-маляки, лишь бы по делу.
– Рассказывать про всех подробно?
– Очень подробно, со всеми финтифлюшками и завитушечками!
Сделав глубокий вдох, златовласое чудо приготовилось к долгому рассказу.
– Крепостные не могут уходить из деревни далеко. Вообще никуда не могут ходить без законной причины. Если их меньше трех – тоже. И не хотят. Зачем? Ну, если только любовь с крепостным из другой деревни… Тогда бывают побеги.
Перед глазами встали Ива и Хлыст – наглядный пример.
– Беглецов ловят и казнят, – меланхолично вздохнув, продолжила Зарина. – Некоторым крепостным бывает счастье: их берут в мужья свободные, которым не хватило мужчин в своем чине, обычно это мастерицы, но случается, что и войницы.
– С крепостными понятно, – кивнул я.
– Первый свободный чин, не привязанный к земле намертво – мастерицы и мастеровые. Деревенские и придворные. Их можно принять в семью и забрать с собой. Хорошего мастерового даже цариссе не стыдно иметь в мужьях. Ценятся умения.
– Не происхождение? – удивился я.
Зарина сморщила носик.
– Понижаек при дворах – как червей на трупе, и нужны они так же. – Она засмеялась собственной шутке.
– Кого? – переспросил я.
– Не знаешь, что такое черви?
– Другое слово. Первое.
– Понижайки? Царь-войники. Если не пристроятся, мы зовем их понижайками.
– Царь?..
– Сыновья царисс. Ничего не умеют по сравнению с идущими вверх, просто дополнительные мечи в семье. У себя дома их для простоты зовут принцами, хотя настоящим принцем по рождению не станешь, только по женитьбе.
Понравилось определение «идущие вверх». Социальный лифт в действии, причем в обе стороны, исходя из личных возможностей. Идиллия.
Я лежал на спине, руки закинуты за голову, чуть приподнятые колени согнуты – и расслабиться получилось, и угроза раскрытия моей инаковости сведена к минимуму.
– Правильно понимаю, – решил я уточнить, – что войники по чину равны сыновьям царисс, но ниже дочерей?
– Естественно, – подтвердила Зарина внешнюю тупость моего глубокого вывода.
Она вдруг взвилась с лежака, подброшенная то ли внезапной мыслью, то ли утягивавшим в сон неудобством лежания. Или обычной девчоночьей вожжой под одно место, весьма знакомой мне по закидонам Томы. Босые ступни прошлепали к окну, ладони уперлись в подоконник, и изумительная фигурка, прокрутившись, плюхнулась в центр проема спиной к полю. Мягкий взор устремился на меня, ножки свесились, мило покачиваясь. Безмятежное детство во всей красе – если забыть, что передо мной не маленькая девочка. А забыть никак не получалось, мешали бьющие по глазам обстоятельства.
Моих мучений не видели, Зарина продолжала спокойно раскладывать по полочкам моего мозга казавшуюся неподъемной кучу:
– Войник – он в самой замечательной позиции. В середине возможностей. Все зависит только от него. Хорошего войника присмотрит царевна или даже царисса, средние достанутся войницам, худших подберут мастерицы.
С поля донеслись приглушенные вопли восторга, смех, даже почему-то всплеск. Зарина обернулась.
– Что там? – заерзал я.
Чуть померкшее солнечное личико вновь обратилось ко мне.