— Слушай, Гордеев, — строго сказала, не без надежды на понимание, — ты мне тут воду не мути! Это дети, а не собачки. Они все помнят и принимают за чистую монету. Ты сейчас наобещаешь с три короба, уйдешь в свою жизнь и забудешь, а они будут ждать. Давай я в своей жизни сама буду решать, с кем мне говорить и когда, как решала до сих пор.
— Не будешь.
— То есть? — я даже растерялась от такого упрямого заявления.
— Не будешь одна все решать, Маша. Я не забуду, раз пообещал. Я серьезно.
— Что ты серьезно, Дима?
— А ты как думаешь? Зачем я к тебе ночью пришел?
— А зачем ты пришел? — нахмурилась. — За тем, чего нам обоим хотелось, разве не так? — прошептала. — И я это понимаю, но обещать детям внимание — жестоко. Не надо с ними играть. И со мной не надо. Они для меня все.
Темные глаза Димки сверкнули.
— Я это знаю, Малина, поверь. Если ты не поняла, дай мне несколько дней, и я скажу зачем пришел. В моих правилах отвечать за свои слова. Ты достойна не обещаний, а уважения.
Вот и пойми этих гордецов. Я так и застыла. Но на всякий случай сказала:
— Я ничего не прошу.
— Знаю.
И вздрогнула, опомнившись, когда дочка подала голос:
— Мама, а что вы там делаете?!
У детей под кроватками были спрятаны сладкие подарки — покупала к празднику. Пришлось сказать таинственным голосом, что, кажется, в их комнату ночью залетал Дед Мороз и что-то там оставил. А когда они умчались, не очень вежливо толкнула Димку в плечи и скомандовала:
— Марш отсюда! Бегом! Пока малинки не вернулись!
— Маша…
— Гордеев, — взмолилась, — ну, будь человеком! И так стыдно перед детьми! Они же вернутся и тебя не отпустят. — Вскочив с кровати, кинулась к ночной рубашке, сброшенной на пол. Так и натянула ее — короткую, в простой кантик и горох. Взметнула рукой длинные волосы. — Скорей одевайся и захлопни за собой дверь, я их задержу!
Димка стоял и смотрел на меня, как завороженный, обвернувшись одеялом. Я оглянулась и застыла. Было что-то в его глазах такое, что я, не удержавшись, бросилась к нему, обхватила лицо и, привстав на цыпочки, поцеловала.
— Дима, — выдохнула в губы, — ну пожалуйста, уходи!
Вернувшись к детям, кое-как отвлекла их игрой и разговором. После того, как захлопнулась входная дверь, напоила чаем и включила любимый канал мультфильмов. Вспомнила о том, что даже не накормила Димку. Вспомнила, и неожиданно расстроилась.
Хотя, не до того нам было. Совсем не до еды, и все же… Вдруг захотелось увидеть, как он спокойно ест. И посидеть рядом.
Уже днем позвонила Феечке и призналась:
— Наташа, это какой-то кошмар. Я как голодная безголовая кошка, хочу его постоянно. Вот сейчас Димки нет, а я все равно хочу. Что со мной? Я думала, что такое только в кино бывает.
— Маруся, ну почему же сразу безголовая? У тебя просто давно никого не было, — ответила моя умная подруга. — Да и вообще по-настоящему не было, если брать в расчет серьезные отношения. Ты, можно сказать, до мужчины первый раз в жизни дорвалась, вот и загорелась! Я своего Жорика в дни любви тоже нагло эксплуатировала. Так у него здоровье хлипкое, приходилось беречь. А Гордеева чего жалеть? Ему тебя еще учить и учить…
— Наташка, ну ты скажешь тоже…
— А чего такого? Мы с тобой взрослые девочки! Буду я еще со своей лучшей подругой выражения выбирать!
Глава 34
Выбирать выражения с верной Феечкой мне тоже не хотелось, и во многом я была с ней согласна, просто я привыкла видеть себя мамой, не думать о личной жизни, жить домом, работой и детьми, и теперь странно воспринимала проснувшуюся во мне женщину. Эта женщина глупо улыбалась весь день, чувствовала в организме какую-то особую легкость, витала мыслями в облаках и все время поглядывала с надеждой в телефон…
С надеждой на что? Ответа я не знала, но избавиться от ощущения ожидания не могла. Словно ночь еще не закончилась, а мы с Гордеевым не расстались.
Но Димка не писал, а позвонить ему я не решалась. Да и что сказать? Я ведь сама попросила его уйти. Ох, Малина-Малина, и сама не знаешь, чего хочешь. То ли забыть обо всем, а то ли еще раз проснуться в горячих объятиях.
Немного прибрав по дому, одела детей потеплее, и вывела их на прогулку. Но прежде минут пять в прихожей умоляла малинок никому на улице не рассказывать о дяде Диме и оленях. О том, что старенький Дед Мороз ошибся.
— Пусть это будет наш секрет, дети. Договорились?
— Да, — хором ответили малинки. Понятливые мои! Затолкались привычно у дверей с санками, мельтеша цветными помпонами на шапках.
Но едва мы вышли на улицу и увидели на детской площадке родителей с детьми, как Дашка тут же спросила, вскинув подбородок, как будто не кивала мне пять минут назад хорошенькой головкой:
— Мама, а дядя Дима к нам еще придет?
Вот тебе и вопрос. На засыпку!
— Я не знаю, Даша, — честно ответила. — Я правда не знаю, — посмотрела на дочь по-взрослому. Ну, а что тут скажешь? — Садись лучше на санки, давай покатаю.
Дашка поняла. Вздохнула, грустно поджав губки, а потом вдруг уверенно добавила:
— Придет, мама. Обязательно придет. Он же обещал!