Зимняя битва

– Я в этой дыре не останусь! – заявила она. – И Милена тоже. Мы вам не хрустальные вазы, которые вынимают, чтобы сделать красиво, а когда гости уйдут, убирают обратно в буфет.

– Я просто хотел уберечь вас от риска, – ровным голосом сообщил Ян. – Вы слишком драгоценны для нашего дела, чтобы…

– Не утруждайся, Ян, – оборвала его Дора, – я тебя очень люблю, но это пустой разговор: прения закрыты. Пошли, Милена.

Бартоломео был столь же ошарашен, сколь восхищен. Ему еще ни разу не доводилось слышать, чтоб кто-нибудь осмелился так дерзко говорить с господином Яном.

После этой вспышки атмосфера в машине странным образом разрядилась и стала куда непринужденнее и веселее. Как будто от Дориного бунта полегчало всем. Прежде всего ей самой, давно копившей все это в душе. Да и Яну, которому секретность и вынужденное молчание уже до смерти надоели. И наконец Бартоломео и Милене, получившим возможность остаться вместе и сражаться бок о бок.

Теперь мужчины, оставив скрытность, отвечали на все вопросы, рассказывали о сотнях тайных собраний, происходивших все эти месяцы по подвалам, по гаражам, о подпольной работе тысяч борцов, невидимых, но полных решимости. И о том, что все ждут только сигнала к восстанию и теперь это вопрос дней.

Обе машины ехали обратно тем же путем, потом повернули на север. Скоро Бартоломео стал узнавать пейзаж – ланды, замшелые спины скал. Путь до деревни людей-лошадей показался ему на этот раз совсем недолгим. Фабер с женой, несмотря на поздний час, не спали, поджидая гостей. Сокрушаясь, что в прошлый раз прием не задался, старики хотели уж теперь-то не ударить в грязь лицом, и это им удалось. Роберта надела нарядное цветастое платье и подкрасила губы розовой помадой. Ее муж был неузнаваем в пиджачной паре, в которой свободно поместились бы двое мужчин нормального роста. В его черных волосах блестели свежие борозды от зубьев гребенки. При виде громадного человека-лошади у Милены возникло ощущение, что она попала в какую-то сказку, которую ей читали в раннем детстве, – в сказку, где добрые великаны носили деток на руках. Бартоломео не удержался и рассказал ей, как Фабер задавил фалангистов у себя в кухне. Ей не очень-то верилось, но теперь, когда она своими глазами увидела этого колосса, а также заплатанный новыми досками потолок, пришлось поверить. Ян представил гостей. Услыхав, что Милена – дочь Евы-Марии Бах, Роберта всплеснула руками:

– До чего ж похожа! Господи, ну прямо одно лицо! Вы тоже поете, мадемуазель?

– Учусь, – скромно ответила Милена, что очень позабавило тех, кто слышал ее несколько часов назад.

Все уселись за стол, тоже новый, и Роберта принесла пива. Фабер расточал улыбки, радуясь гостям. Долгий процесс возвращения к жизни завершился, и любо было видеть главного человека-лошадь снова здоровым.

– Ну как, Фабер, – спросил Ян, – удалось тебе собрать своих людей?

– Да вроде удалось, господин Ян. Они стянулись в несколько мест по стране и готовы драться. Вот и тут в деревне сошлось порядочно. Сколько точно, не скажу, но порядочно. Утром увидите.

Тут шеф-повар Ландо привлек общее внимание к немаловажной проблеме: как доставить все это войско в столицу в нужный момент? Водить машину никто из них не умел.

– Пешком, чего же лучше, – сказал Фабер. – Ноги не подведут – никаких тебе аварий. Всего и надо-то три дня.

– Три дня – это слишком долго, – проворчал Ян.

– Нет, Фабер прав, – вмешался в спор Бартоломео. – Разрозненные пешие группы труднее перехватить, чем автобусы или автоколонны. Они будут на всех проселках, на всех дорогах, будут двигаться с севера, с юга, отовсюду. И по пути к ним будут присоединяться местные жители, я уверен. Это будет как людской потоп, со всех сторон подступающий к столице. Фаланга не сможет всюду поспеть. Она попросту захлебнется.

Он продолжал расписывать в красках неодолимое наступление людей-лошадей, увлекающее с собой всех борцов за свободу. Его черные глаза жарко горели. Милена смотрела на своего возлюбленного чуть ли не с благоговением. В свои семнадцать лет он осмеливался оспаривать доводы старших, а те слушали его как равного!

– Завтра я с ними поговорю, – заявил он, не дожидаясь согласия остальных. – Я им все объясню, меня они выслушают.

– Да, – подтвердил Фабер. – Они по-любому ждут, что ты с ними поговоришь, Казаль.

Слово взял Ян, и скоро Милена заметила, что совершенно не понимает, что он говорит. Слова оглушительно отдавались у нее в голове, а смысла в них никакого не было. У нее потемнело в глазах, и в сознание она пришла лишь в могучих объятиях Роберты, которая укладывала ее на лавку, сталкивая мужчин.

– Да она ж белая вся, бедная девочка! Она хоть ела у вас чего-нибудь нынче?

Тут все сообразили, что Милена и впрямь с утра ничего не ела, как, впрочем, и Дора. Полный рабочий день, концерт, потребовавший столько душевных сил, дорога, холод и стакан пива на пустой желудок – для нее это оказалось слишком.