Зимнее обострение

Несмотря на трескучий мороз за окном. Соловейка совсем было собралась броситься в ночь, дабы тоже насовершать всякого разного героического, как доселе мирно дремавший Мотя радостно завилял хвостом и со всех лап бросился встречать гостей. Так он реагировал только на появление обожаемого хозяина. Однако в следующее мгновение Гореныш вернулся назад с весьма озадаченным видом. На всех трех физиономиях застыло недоумение. Вместе с хозяином вошли четверо богатырей из сотни Добрыни Никитича. Хотя нет, не так: вошли только богатыри, а сам Солнцевский мирно покоился на их руках и в данный момент даже не предпринимал попыток вырваться. Только лишь выразительные голубые глаза говорили о том, что он не сам попросил коллег по цеху доставить его до дому подобным образом. Чуть погодя в горницу бочком протиснулся Изя в своем привычном мороке румяного мальчиша-плохиша.

Соловейка тут же задала первый пришедший на ум вопрос:

— Пьяный?

И получила на него совершенно обескураживший ответ одного из богатырей:

— Чего зря спрашивать, ты же сама прекрасно знаешь, что трезвый!

— Я?!

— Ты… — буркнул тот же богатырь и тут же кивнул остальным на выход. — Довела мужика, а потом еще спрашивает…

— Кого я довела? — опять жалобно поинтересовалась Любава, совершенно сбитая с толку.

— Ты права, не наше это дело, — со вздохом согласился богатырь и направился прочь из горницы за своими коллегами. Уже в дверях он развернулся и добавил негромко с наигранным равнодушием: — Ты того, не сомневайся. Мы все молчок, дело житейское. Только вот развязывать советую осторожно, Илюха у нас, конечно, отходчивый, но за такие дела может и прибить.

С этими словами богатыри покинули «Чумные палаты», оставив их обитателей наедине со своими проблемами. Мотя справедливо решил, что в данной ситуации лучше быть наблюдателем, чем участником, и тут же плюхнулся на пол в углу горницы. Изя проявлял к происходящему мало интереса и сконцентрировался на своей трубке, старательно набивая ее душистыми травами, весьма отдаленно напоминающими табак.

С начальством пришлось разбираться Соловейке. Для начала она осторожно вынула кляп изо рта. К ее удивлению, Солнцевский при этом не проронил ни слова, с маниакальным упорством продолжая буравить ее взглядом, полным праведного гнева. Не чувствуя за собой ровным счетом никаких провинностей, ничуть не смущаясь, Любава продолжила свое дело, и вскоре Солнцевский получил долгожданную свободу.

— Расскажет мне кто-нибудь, что, собственно, произошло?

Изя сосредоточенно раскуривал трубку, а Илюха не менее сосредоточенно растирал затекшие руки. Бывшая разбойница решила сконцентрировать свое внимание на последнем из этой парочки.

— Так ты мне ничего и не скажешь?

— Кроме того, что уже сказал, мне добавить нечего, — буркнул Солнцевский в ответ.

— То есть ты хочешь сказать, что брошенная тобой утром фраза: «Приказы не обсуждаются» — должна объяснить мне, почему тебя среди ночи патруль приносит связанного, да еще предъявляют мне какие-то нелепые претензии?

— Да при чем тут утро?! — взвился Солнцевский. — Я о том, что я говорил тебе с полчаса назад, когда застукал с этим потасканным ловеласом!

К своей чести, чтобы сразу не дать воли нахлынувшим эмоциям и не сорваться на крик, Соловейка сделала несколько глубоких вдохов и только после этого продолжила разговор.

— Я допускаю, что ты с кем-то говорил полчаса назад, не исключаю, что этот «кто-то» находился в обществе с каким-то старым бабником. У меня только один вопрос: причем здесь я? Объясни мне…

— Ты еще издеваешься?! Это я с тобой хотел объясниться, это я тебе как последний дурак искал среди ночи цветы, и наконец именно тебя я увидел в объятиях Гордона!

— Меня, с Гордоном?! — буквально взорвалась бывшая мелкоуголовная личность. — Ты в своем уме?

— Я-то в своем, а вот ты точно сошла с ума, когда позволила распускать руки этому сморчку!

Блюдо с чудесно пахнущей кулебякой пролетело буквально в миллиметре от головы Солнцевского и разлетелось вдребезги при встрече со стеной. Мотя тут же перестал быть безучастным к происходящему и бросился исследовать место происшествия. Осколки его интересовали мало, зато куски кулебяки, разбросанные по полу, были тут же уничтожены в три пасти. Змей вообще не страдал щепетильностью и охотно подбирал с пола упавшие лакомства, тем более такие вкусные.

— Да я целый день безвылазно провела в «Чумных палатах», как ты и приказывал! — продолжала бушевать Соловейка. — Убралась, еды наготовила, и жду вас как последняя дура. Причем дура голодная!

— Что ж тебя твой полюбовничек даже накормить в кабаке не удосужился? — толком не вдумываясь в слова младшего богатыря, продолжил язвить Солнцевский.

На этот раз Мотя стал счастливым обладателем целого вороха пирожков, которые весело поскакали по полу, после того как и это блюдо было отправлено в полет для встречи с головой любимого хозяина.

— С больной головы на здоровую валишь? Можешь Феофана спросить, я ни на минуту из палат не выходила!