Зимнее марево

— Пристегните ремни. — Стюардесса идет по салону, проверяя, все ли исполнили требование. Самолет выруливает на взлетную полосу. Быстрей, еще быстрей, чтоб дух захватило. Легкая перегрузочка, скрежет, как по гравию… Оторвались.

Мощно и ровно работают двигатели. И вдруг провал, падение, сердце екает… Воздушная яма.

В Ленинграде дождик и довольно прохладно. Лужи, плащи, зонты.

Группа медицинских работников сейчас на экскурсии. Будет через час. Это информация администратора гостиницы.

— А свободные номера есть? — спросил я.

— Заполняйте карточку.

Какой-то парень отирался возле. Едва я присел к столику, он тут как тут. Помятый пиджачок, сигарета прилипла к губе.

— Ты сам откуда? Откуда? — дернул меня за рукав.

Я посмотрел на его руку, потом на него самого. Он, разумеется, намека не понял.

— Из Москвы, — сказал я.

— Какие там у вас новости?

— Что тебя конкретно интересует?

— Ну так, вообще.

— Вообще все в порядке.

— Тогда дай рубль, — сказал он.

На смену появился другой. Небольшого роста, коренастый, в сером затасканном плаще. Черные курчавые волосы, похоже, давно не чесаны, он в них то и дело запускает пятерню. Искоса поглядывал сонными зеленоватыми глазами.

Я от него незаметно отодвинулся. Не тут-то было.

— Не скажете, сколько времени?

— Без двадцати пять.

— А вы не из Москвы случайно?

— Я с твоим приятелем этот вопрос уже обсудил.

— Каким приятелем? — удивился он.

Вдруг захотелось совсем уйти. Когда долго ждешь, у ожидания появляется привкус ненужности.

— Вы меня с кем-то путаете, — снова пристал кучерявый.

— Исчезни, — посоветовал я.

И замер. Сердце словно споткнулось, неприятно-теплая волна разошлась по телу. Ольга пересекала холл, стягивая с головы яркий платок. Каблучки ее звонко стучали по мраморному полу.

— Привет, — сказала она. — Я отправила тебе письмо.

— Прочту, когда вернусь, — сказал я.

— Точно, перепутали, — снова возник сбоку растрепанный.

Я отстранил его рукой.

В лифте какая-то женщина очень внимательно смотрела. Где-то я ее раньше видел. Показалось даже, она едва заметно кивнула, здороваясь.

По коридору мы шли молча.

В номере Ольга задернула шторы, включила маленький свет. На тумбочке — лак для ногтей, маникюрный набор, стопка репродукций. Верхняя — «Портрет камеристки».

— Господи, — Ольга откинулась в кресле, закрыла глаза. — Когда все это кончится?

— Что именно? — Я стоял, привалясь плечом к дверному косяку и скрестив руки на груди.

— Неужели ты не понимаешь? Не надо нам больше видеться. Не надо.

— Ты что, замуж за него выходишь? — спросил я.

Она резко выпрямилась, пальцы впились в подлокотник.

— Ты видел его?

— Еще бы, — сказал я. — Он меня до самого дома подвез.

Я опустился на колени, взял ее руку в свои. Она попробовала высвободиться.

— Все будет хорошо, — сказал я.

— Нет, не будет. Если б ты знал, как я хочу в него влюбиться…

— Не плачь, — попросил я, — не могу, когда ты плачешь.

— Какое же прощание без слез? Я и письмо писала, ревела. Переписывать пришлось.

— Мы не прощаемся, — я прижался головой к ее коленям.

— Прощаемся, Валера. Прощаемся. У тебя своя жизнь. Я пробовала, старалась, но видишь… Ты не думай, я тебя не корю. Время нужно, чтобы ты изменился.

В дверь постучали. Сухой противный звук.

— Ольга Максимовна, уезжаем!

— Надо же, тушь потекла, — сказала она. — А завтра мы уже в Минске. Тебе повезло, что застал.

МУЗЫКА И МУЗЫКАНТ

Из окна своего номера я видел, как она вышла, остановилась, поставила чемодан на землю. Какой-то мужчина из группы подбежал, подхватил его, донес к автобусу.

Галопом промчались двое опоздавших, один придерживал шляпу, чтоб не слетела.

Автобус медленно вырулил на середину мостовой и поехал.

Я лег на кровать лицом вверх. Блики машин скользили по стене и потолку, как в детстве, когда один в комнате. Целая карусель бликов. Так все быстро: детство, оглянуться не успел, а уже в незнакомом гостиничном номере. Да и было ли оно, прошлое? Или все приснилось, а теперь проснулся?

И вот я гадал: что было, а чего не было? И почему так легко отпустил ее?

Грянуло за стеной танго-кумпарсито, конек наших чемпионов. Его сменила зажигательная мелодия с кастаньетами, а следом два высоких женских голоса пошли выводить что-то неземное. Порой музыку перекрывали смех и голоса; то хором, то поодиночке выкрикивали непонятно к чему относившееся слово «крыша». Или «Гриша»?

Бухнул в стену кулаком. Но им меня трудней было услышать, чем мне их. Я выскочил в коридор и несколько раз саданул по их двери ногой. Музыка стихла.

— Кто? — встревоженно спросил мужской голос, приблизившийся с той стороны.

— На часы посмотрите! — крикнул я.

Щелкнул замок, лысоватый мужчина в белой рубашке и галстуке, но по-домашнему без пиджака, щурясь на свет, стоял передо мной.

— Что вам?

— Часы у вас есть? — сказал я.