Зима

Громоздкая мебель, тяжелые портьеры, шторы. Кондиционеры спрятать, плазму со стены снять — и можно снимать фильм про советское время. Но туристам нравится, — летом здесь вечно битком. Как-то солидно по сравнению с фаст-фудом и пиццериями, цены терпимые, вентиляция… А сейчас пусто, холодновато, уныло, даже едой не пахнет, хотя кухня за дверью. Впрочем, если себе внушить, именно сейчас можно ощутить себя королем жизни. В кармане пять тысяч (на всякий случай всегда держу при себе часть сбережений). Назаказывать всего самого дорогого, наобещать Ирине золотые горы — наврать, что наследство, например, получил и готов уехать с ней в Питер, где, дескать, умершая тетка мне квартиру оставила. Оторваться по полной, гульнуть с Ириной (она сразу, услышав, что я стал другим, в меня влюбляется) не в этом осточертевшем обоим “Прибое”, а в другом каком-нибудь месте. Потом страстная ночь в снятом номере гостиницы, завтрак в постели… А дальше? К сожалению, жизнь продолжится, и впереди — много-много дней. Тысячи дней, каждый из которых нужно переживать.

— Пожалуйста. — Ирина ставит передо мной большую тарелку с солянкой, хлеб, графинчик и рюмку. — Пельмени варятся.

— Спасибо. — Тушу окурок в стеклянной пепельнице с надписью “Marlboro”. — Посидишь со мной?

Посетителей, кроме меня, никого, и Ирина присаживается напротив. Поднос кладет на соседний стол.

— Все ходишь? — спрашивает с сочувствующей, но и, кажется, снисходительной полуулыбкой.

— Да, хожу… А что еще делать… Вариантов немного…

Вообще-то говорить не о чем. О прошлом, что нужно, мы сказали и рассказали друг другу уже давно, что не нужно — не скажем никогда. Канва нынешней жизни нам тоже известна подробно. Конечно, какие-то детали мы друг от друга утаиваем (Ирина, скорее всего, ничего не знает о Наташе, точнее, о моих визитах к ней, а я не знаю, есть ли у нее секс с кем-то помимо меня), но если я прихожу в “Прибой” и меня встречает Ирина в своей форме официантки, значит, никаких существенных событий ни с ней, ни со мной не произошло.

— А у тебя какие планы? — задаю ответный вопрос. — Свободна вечером?

Ирина пожимает круглыми, налитыми плечами:

— Сегодня футбол. Должен собраться кто-нибудь. У нас бокал пива бесплатно. А потом… — она делает паузу, словно бы определяя, необходима ли ей уже близость с мужчиной или можно еще потерпеть. — Закончится поздно, одна мысль будет, как до кровати дошлепать.

Я покачиваю головой. Вожу ложкой в тарелке. Есть сейчас как-то неловко. По€шло, что ли… Не нахожу ничего лучше, чем ляпнуть:

— Что за футбол-то?

— “Арсенал” — “Барселона”. Лига чемпионов.

— М-м! На это должны прийти. Команды знаменитые. Месси, Аршавин…

Губы Ирины снова потянулись в неопределенной полуулыбке. Она кивает на тарелку:

— Ешь. А то остынет. — Поднимается. — Сейчас пельмени принесу.

Я выпил рюмку водки. Похлебал солянку. Колбасы и мяса не в обиду. Сытная. Но, кажется, не совсем свежая. Или маслин слишком много… Искал, искал, что бы сказать Ирине новенького, такого, чтоб она засмеялась, оживилась хотя бы. Снова мелькнула мысль (ненавязчивая, честно признаться) наврать, что я разбогател… Хмыкнув, отогнал ее, еще закинул в себя несколько ложек.

Вернулась Ирина с пельменями. Поставила тарелку по левую руку от меня, но не рядом, чтоб не мешала.

— Ир, — сказал я, чувствуя, что она сейчас пойдет к барной стойке.

— Да? — бесцветный отклик.

“Я люблю тебя… Не могу без тебя жить… Давай поженимся… Давай я продам квартиру, и уедем”, — прощелкали в мозгу фразы, и ни одну из них я не смог произнести вслух. Не потому, что не решался, а просто… Просто знал, какой будет реакция. Эта ее полуулыбка, но уже не странная, а однозначно-насмешливая. Которая вполне может стать знаком: та ниточка, что связывала нас, рвется навсегда… В какой-то песне есть слова: “Женщины, которых, как реки, не повернуть вспять”. Когда женщина по-настоящему начинает тебя презирать, ее расположение ничем уже не вернешь. Лучше уж пусть остается как есть. Несколько раз в неделю буду приходить сюда и обедать, раз в месяц-два Ирина будет оказываться на час-другой в моей квартире…

— Ир, — говорю вслух. — Я сегодня приду на футбол. Можно?

И она невесело, но без всяких полутонов улыбается. Это действительно улыбка.

— Да конечно! Буду рада.

Я наливаю еще водки и глотаю. Закусываю вываленными в сметане пельменями… Пельмени здесь хорошие, с натуральным фаршем.

— Буду болеть за “Арсенал”, — говорю. — А ты?

— Мне “Барселона” всегда симпатичней.

— А в “Арсенале” Ван Перси. Он уж симпатичней всей “Барселоны”. С точки зрения женщин, конечно. Ты не подумай, — стараюсь ее развеселить.

— Да ну, он слащавый какой-то. Месси — вот настоящий парень.

Шутливо соглашаюсь:

— Ну да. Месси вне конкуренции… Зато в “Арсенале” наш — Аршавин.

— Ай, — морщит нос Ирина, — да какой он наш? Наши дома играют.

— Ага, в “Кристалле”!

И мы с ней смеемся вполне искренне… Наш “Кристалл” всю жизнь пробивается во вторую лигу. Играют за него сорокалетние мужики, больше похожие на бойцов без правил, чем на футболистов…