Зигзаг

— И тебе всегда было плевать и на первое, и на второе, и на третье.

Они снова померялись взглядами. И улыбнулись. Но как раз в этот момент он сказал самое ужасное:

— Есть еще одна жертва Зигзага, о которой ты не знаешь, но ее убил я. — Он все еще упирался кулаками в стол. Теперь он напряженно устремил взгляд на что-то невидимое, расположенное там, между его руками. Он говорил, не глядя на Элису. — Ты знала, что, когда мне было восемь лет, мой младший брат погиб у меня на глазах от удара током? Мы были в столовой: мать, брат и я. Потом… Я очень хорошо это помню… Мать на минутку вышла, а брат, игравший до этого мячом, стал играть запутанными проводами от телевизора — я этого даже не заметил. Я читал книжку… Еще помню название: «Чудеса науки». Потом я вдруг поднял голову и увидел, что волосы у брата стали дыбом, как у дикобраза, а сам он застыл. Из горла у него шел какой-то хрип. Мне показалось, что его тело ниже пояса раздувается, как наполненный водой шарик, но на самом деле из него текла моча и выходил кал. Я, чуть не обезумев, бросился к нему. Я где-то читал, что опасно прикасаться к тому, кого ударило током, но в тот момент мне было все равно… Я подскочил к нему и толкнул, как будто мы дрались. Меня спасло только то, что в этот момент сработали предохранители. Но в памяти у меня осталось ощущение того, что я… на миг коснулся электричества. Это очень странное воспоминание, я знаю, что это неправда, но не могу выбросить его из головы: я коснулся электричества и коснулся смерти. Я почувствовал, что смерть — это неспокойная вещь, смерть — это не что-то, что случается и проходит, она застывшая и жужжит, как мощная машина. Смерть — это чудовище из горелого металла… Когда я открыл глаза, я был в объятиях матери. Брата своего я после этого не помню. Я стер из памяти вид его тела. В тот момент, именно в тот ужасный момент я решил, что буду физиком — наверное, потому, что хотел получше узнать своего врага…

Он умолк и посмотрел на нее, а потом продолжил надломленным голосом:

— Несколько дней назад я пережил еще один ужасный миг, самый ужасный после смерти брата. Но на этот раз я пожалел о том, что я физик. Это было во вторник. Райнхард позвонил мне в обед, после того как по верхам просмотрел архивы Серджио, и в двух словах рассказал о том, что происходит. Мне нужно было ехать в Мадрид, чтобы подготовить встречу, но перед этим… Перед этим я захотел зайти к Альберту Гроссманну, моему учителю. Мне нужно было его видеть. По-моему, я когда-то говорил тебе, что он был против проекта «Зигзаг». Он помог мне найти уравнения для «теории секвойи», но, увидев возможные последствия взаимодействия прошлого с настоящим, отстранился от работы и оставил нас с Серджио одних… Он говорил, что не хочет грешить. Может, он говорил так потому, что был уже стар. Я в то время был молод, и мне понравилось, что он сказал это мне. Вот в чем разница, огромная разница, между возрастами: стариков грех страшит, а молодых притягивает… Но в этот вторник, после рассказа Райнхарда о том, что сделал Марини, я разом состарился. И пошел рассказать обо всем Гроссманну… быть может, в поисках отпущения. — Он помолчал. Элиса слушала его, прислонившись к дверной раме. — Он лежал в частной больнице в Цюрихе. Он знал, что скоро умрет, и свыкся с этой мыслью. Его рак был уже на очень продвинутой стадии, с метастазами в легких и костях… Его то клали в больницу, то снова выписывали. Я добился разрешения войти к нему, хотя пришел не во время для посещений. Он выслушал меня, лежа на постели, в агонии. Я видел, как смерть заполняет его глаза, словно затапливающая горизонт ночь. По мере того как я рассказывал ему о связи между убийствами (о которых он не знал) и существованием Зигзага, им овладел жуткий ужас. Он не дал мне договорить. Сорвал кислородную маску и начал кричать: «Негодяй! Захотел увидеть то, что никто не видел, то, что Бог запретил нам видеть! Вот в чем твоя вина! И твое наказание — Зигзаг!» И повторял, крича изо всех сил, кашляя и умирая: «Твое наказание — Зигзаг!» На самом деле он уже был мертв, но еще не знал об этом.

Бланес тяжело дышал, словно не говорил, а выполнял тяжелую работу. Его пальцы начали что-то выстукивать на пыльном столе, как на клавиатуре.

— Вошла медсестра, и мне пришлось уйти. На следующий день, приехав в Мадрид, я узнал о том, что он умер от болезни в ту же ночь — Зигзаг убил его через меня.

— Нет, ты не…

— Ты права, — перебил он ее, с трудом выговаривая слова. — Я тоже видел стаканы-двойники… Мы с Серджио изучили их и поняли, в чем заключается опасность взаимодействия прошлого с настоящим. Я отказался идти по этому пути, и мне казалось, что Серджио я тоже убедил. Мы поклялись никогда не разглашать эту информацию. Но он тайком продолжил опыты… Спустя несколько лет я начал догадываться о происходящем, но не сказал об этом ни Гроссманну, ни кому другому. Все вокруг меня умирали, а я… молчал!

И Бланес внезапно разрыдался.