Зигфрид

— Похоже, вода в нем бьет фонтаном, — с изумлением переговаривались между собой работники. Камень поднимался все выше и выше, и вот, почти без помощи людей, медленно, с глухим грохотом покатился по мощеному двору. А из отверстия колодца торжественно поднялось что-то вроде белого водяного столба; они подумали сперва, что это и в самом деле бьет фонтан, но потом разглядели очертания бледной, закутанной в белое покрывало женщины. Она горько плакала и, в отчаянии заломив руки над головой, двинулась медленным, мерным шагом по направлению к дому. Челядь в страхе бросилась прочь от колодца; мертвенно бледная новобрачная в ужасе застыла у окна вместе со своими служанками. Проходя под самыми окнами ее комнаты, белая фигура с жалобным стоном подняла вверх голову, и Бертальде показалось, что она узнает бледные черты Саввы. Но та уже прошествовала мимо тяжелыми, скованными, медленными шагами, как будто шла на плаху. Бертальда крикнула, чтобы позвали рыцаря; но никто из служанок не решился тронуться с места, да и сама новобрачная умолкла, словно испугавшись звука собственного голоса.

Пока они, все еще в страхе, стояли у окна, недвижные как изваяния, странная гостья достигла входа в дом, поднялась по хорошо знакомой лестнице, прошла через хорошо знакомые покои, все так же молча и в слезах. О, как совсем по-иному она когда-то проходила здесь!

Рыцарь тем временем успел отпустить своих слуг. Полураздетый, погруженный в печальные мысли, он стоял перед высоким зеркалом; рядом с ним тускло горела свеча. Вдруг кто-то тихо, совсем тихо постучал пальцем в дверь. Так бывало, стучала Савва, когда хотела подразнить его.

— Все это фантазии! — громко сказал он сам себе. — Пора идти в брачную постель!

— О да, пора, но в холодную! — послышался снаружи плачущий голос, и вслед затем он увидел в зеркале, как дверь медленно, медленно отворяется и в комнату входит белая странница. Она чинно затворила за собой дверь и молвила тихим голосом:

— Они открыли колодец, и вот я здесь, и ты должен умереть.

По прерывистому биению своего сердца он почувствовал, что так оно и будет, но прикрыл глаза руками и произнес:

— Не дай мне обезуметь от ужаса в мой смертный час. Если твое покрывало таит под собой ужасный лик, не откидывай его и исполни приговор так, чтобы я тебя не видел.

— Ах, — отвечала вошедшая, — неужели ты не хочешь еще разок взглянуть на меня? Я так же хороша, как тогда на косе, когда ты посватался ко мне!

— О, если бы это было так, — простонал Хегин, — и я бы мог умереть от твоего поцелуя!

— О да, любимый, — молвила она. И откинула покрывало, и из-под него показалось ее прекрасное лицо, озаренное волшебной, небесной улыбкой. Охваченный трепетом любви и близкой смерти, рыцарь наклонился к ней, она поцеловала его и уже не выпускала, прижимая к себе все крепче и плача так, словно хотела выплакать всю душу. Слезы ее проникали в глаза рыцаря и сладостной болью разливались в его груди, пока наконец дыхание его не прервалось и безжизненное тело тихо не выскользнуло из ее объятий на подушки.

— Я исплакала его насмерть, — сказала она слугам, встретившимся ей у входа в покой, и медленно прошла мимо испуганной челяди прямо к колодцу.

ДРУГОЙ ПУТЬ

Солнце стояло уже высоко над горизонтом, когда протяжное эхо в последний раз отразилось от вершины горы Хиндарфьялль. И снова наступила тишина, только плеск волн, бьющихся о прибрежные камни, нарушал ее. Зигфрид открыл глаза. Ему показалось, будто кто-то позвал его. Окликнул несколько раз по имени.

— Кто здесь? — прошептал Зигфрид.

— Это я! — снова раздался знакомый голос. Но уже совсем близко.

Перед ним стоял, низко склонившись к его ногам, карлик-колдун Регин.

Зигфрид никак не мог отличить сна от яви, и поэтому переспросил снова.

— Кто здесь?

Регин подошел ближе и прошептал Зигфриду прямо в лицо:

— Пора…

Зигфрид встал, взглянул на яркое солнце и прищурился.

— Пора? — переспросил он. — Убивать дракона?

Потом помолчав, все же решил дотронуться до Регина, чтобы наверняка убедиться, не сон ли это.

Регин засмеялся. Протянул Зигфриду руку и сказал: