Зяблики в латах

— Ух, жара!.. — вздохнул возле него капитан Темя. — А уснуть бы сейчас, господа!.. А?.. И выспаться!..

— Но не тем холодным сном моги-лы,

басом запел кто-то.

— Дурак!.. Не холодным?.. А каким тебе еще?.. Тебе чтоб и в могиле печенки припекло?..

Кто-то засмеялся.

А взобравшийся на сапог котенок вдруг выгнул спину, прыгнул в сторону и скрылся в траве канавы.

По улице вели пленных.

Все три пленных курсанта были босы. Руки у них были скручены за спиной. Когда курсанты с нами поравнялись, один из них высоко в воздух подбросил ногой дырявый сапог с улицы.

— Ишь, нервничает!.. — сказал поручик Пестряков и тяжело и громко зевнул.

Солнце пекло все сильней. Из-под соседних ворот опять выбежал веселый котенок.

— А зверюшка-то, зверюшка-то наша!.. Но вдруг, подняв головы, мы удивленно посмотрели друг на друга.

…за-клей-менный

Весь мир голодных и ра-бов! громким голосом пел кто-то в кустах за пыльными домишками.

— Господа!

— Господа, кто это?..

Кое-кто из офицеров приподнялся.

— Такого нахальства!.. такого… — И, сплюнув, поручик Ягал-Богдановский встал и пошел через улицу в штаб. А голос за штабом крепчал и рос:

Эт-то есть наш послед-ний,

все выше и выше подымался он,

И реши-тель-ный бой,

С Интер…

Здесь короткий выстрел подсек пение. Следующие два выстрела упали уже в тишину…

* * *

Солнце сдвинуло тень под самые наши ноги. Мы лежали, еще ближе прижавшись к забору.

— …И пел, господа офицеры, и пел!.. — рассказывал какой-то вольноопределяющийся. — Вокруг крики: «Заткнись!.. Ты!.. Молчи!.. Сволочь!..» А он, господа офицеры, — и знаете, плюгавый такой! — стоит себе и, понимаете…

— Господа, слыхали? — еще издали крикнул нам поручик Горбик. — Слыхали, как Туркул его петь заставил?.. «Ах, сука такая!. Пой на прощанье!..крикнул Туркул — Пой, чтоб знал, за что подыхаешь!..»

— А не врете?

Поручик Горбик вспыхнул. Потом улыбнулся.

— Вам бы, Дегтярев, в че-ка служить! Всё допытываетесь! Спросите у генерала Туркула. Ага, не спросите!..

Кто-то стучал в закрытые ставни окна:

— Молока!.. Хозяйка…

На самом солнце, посреди улицы, стоял подпоручик Морозов.

Он долго смотрел почему-то на драный сапог, которым играл веселый котенок и который ткнул потом в сторону идущий к штабу красный курсант.

АЛЕКСАНДРОВСК И БОИ ВДОЛЬ ДНЕПРА

Лошади шли рысью. С подвод соскакивали солдаты, бежали в степь на баштаны и вновь, уже с арбузами, нагоняли обоз.

За подводами каждой роты шла тачанка с бочкой. Воды в бочках не хватало. Возле бочек, по всему нашему пути через степи, бежало по несколько солдат. Несколько офицеров бежало и за бочкой нашей роты.

— На Днепр идем, — напьетесь! — кричал с подводы полковник Лапков. — По ме-ста-ам!

— Накачал брюхо и командует! — ворчал мичман Дегтярев, вполоборота сидящий на краю нашей подводы. — А нам пальцы сосать, что ли?

Сидящий по другую сторону мичмана поручик Ягал-Богдановский обернулся:

— Мичман, не забывайтесь! — И, опять склонившись над поручиком Пестряковым, вопросительно поднял брови: — Так!.. Ну, и что же?..

— Вот и говорю… Махно нам подчинился. Володин подчинился. Граф Пален в Белоруссии подчинился… Это уже три… — продолжал поручик Пестряков, растянувшись на подводе и выгрызая из разбитого кулаком арбуза красные куски мякоти. — Булак-Балахович с Савинковым — это уже четыре… Атаман Семенов — пять… Это и называется своими силами. Народными, так сказать, силами… Ну, так что же вы скажете, дорогой Ягал-Богдановский?.

Поручик Ягал-Богдановский усердно выдувал застрявший в мундштуке окурок.

— Что?.. — Щеки его ходили, как баллон пульверизатора. — Что?.. А то, что, если б мы, вместо этого, подчинились польскому командованию…

— Молчите, ренегат! — крикнул вдруг мичман. — Патриот называется! А губернии почем продаете, сукин сын?

— Отродье эсеровское! Истерик! Хайло заткните! — побледнев, вспылил всегда сдержанный Ягал-Богдановский.

— Так!

— Крой! Крой его!

— Матом натягивай!.. Матом! — обрадовавшись, загалдели офицеры, которых сдержанность Ягал-Богдановского всегда несколько стесняла.

— А ну!..

— Еще!

— Наша берет!.. Матюком!.. В три матери загибай!.. Матерью!..

— Я?.. Это я ренегат?..

Уже овладев собой, поручик Ягал-Богдановский презрительно поджал губы, опустив под косой линией коротко подстриженные, всегда прямые усики.

— Я предлагаю, мичман, созвать…

И вдруг, взмахнув рукой, он быстро соскочил с подводы и закричал, схватив подводчика за портки:

— Стой, мать твою!.. твою мать! стой!.. Но колесо подводы уже повернулось и поломало его упавший на дорогу мундштук.

— …Твою мать в три бога и в черта косого!.. твою… Куда уши, болван! черт! — спрятал?..

Офицеры на подводе захохотали, сразу, словно по команде.

— С производством, поручик Ягал-Богдановский!

— Вчера была девица, сегодня дама!

— С крещением!

— Магарыч!

— Магарыч!

…А вдали за облаком пыли уже гремели орудия.

Рассыпавшись лавой, шли куда-то кубанцы. Наши 1-й и 2-й батальоны соскочили с подвод и также рассыпались в цепь.

За цепями показались далекие дома Александровска.

* * *