Выведя безобразных этих существ, человечество не поленилось снабдить их самым худшим из того, что в самом себе накопило: теперь эти животныые болеют неврозами, шизофренией, язвой желудка, сенной лихорадкой и мировой скорбью. Они не могут выйти на улицу без того, чтобы без жилетки и ботиночек не заболеть воспалением лёгких или катаром верхних дыхательных путей.
Для них создана целая индустрия из ветеринаров и дорогостоящих артефактов, ибо иначе они не выживут.
И тут вновь появляется собака степан, который и есть та самая собака, предкам которой, очень-очень дальним, однажды когда-то позволили остаться во дворе. Которая жрёт то, что дадут, спит в снегу и честно исполняет свою обязанность: облаять того, кто не принадлежит к нашей стае для того, чтобы хозяин стаи знал, что к дому подошёл чужой и вышел с топором.
Как объяснить собаке, кто тут является хозяином стаи — на этот счёт у собачьих психологов мнения разделяются. Я же не стал мудрствовать: однажды, когда степан прошлой зимой взялся среди ночи громко жаловаться на нелёгкую свою собачью жизнь, я вылез из-под тёплого одеяла (кто вылезал, тот знает, как это непросто), обул сапоги, подошёл к будке и пнул его со всего размаху сапогом по рылу.
Каковое деяние, наверняка уголовно преследуемое в культурных странах, возымело очень положительное педагогическое воздействие, как-то: собака степан раз и навсегда понял, что фамилия его начинается очень-очень далеко за последней буквой греческого алфавита. И ценность его туловища по нынешним рыночным расценкам не то, чтобы нулевая, а скорее отрицательная.
Как очень верно сказал почтальон Печкин: «Таких, как Вы, троих на шапку нужно».
А он же, Степан, умный, что-то там соображает. По-своему, по животному, но уж наверняка не хуже нас.
Наблюдал возле сарая поучительную картину: шершень, намертво влипший в паутину, с аппетитом пожирал хозяина этой паутины.
Как говорил один, утонувший в сортире, поэт-сквернослов: «Наутро там нашли два трупа». Или их было три? Лет уж тридцать произведение про Луку Мудищева не перечитывал ибо незачем его перечитывать.
Всегда интересно: а вот откуда в голове иногда вылезает какая-нибудь непомерная хуйня?
Вот сегодня утром опять же приснилось, что певица Сурганова дала мне послушать диск, на котором Борис Борисович Гребенщиков поёт песни ансамбля сплин на немецком языке.
Ну и надолго уже завершая тему собаки-степана, скажу, пожалуй, про него пару коротких похвальных слов.
В отличие от какого-то терьера, которого мы однажды собирались было взять в дом, с паспортом и фамилией, в которой было слово «фон», этот гопнег и быдло Степан мгновенно понял, кто в этой стае является пусть не вожаком, но самым ценным её представителем.
Мысль о том, что этого маленького и беззащитного мальчика можно укусить или даже просто показать ему зубы, когда этот мальчик дёргает его за уши или садится на него верхом, Степану просто не может прийти в голову, потому что такой мысли не бывает.
Блядь, как же заебали уже предложения написать в моём жж про какую-нибудь торговую сеть или онлайновую игрушку.
Я не скажу, что мне не нужны деньги ибо они мне пиздец, как нужны, но даже у такого беспринципного человека как я таки есть несколько неприкасаемых ценностей.
Посылать их нахуй индивидуально — слишком много чести. Посылать оптом — так они ж мой жж не читают, они просто коврово бомбят по блогояндексу.
Объясните мне, пожалуйста, дорогие менеджеры среднего звена, почему вы (ну ладно, не вы, а ваши коллеги) так бесконечно уверены в том, что всё на свете поддаётся монетизации, то есть превращению в говно? И какая вам, то есть им, наступит радость, если всё на свете будет говно?
Да, и вполне резонный довод о том, что менеджер среднего звена является существом подневольным и просто (нравится-не нравится) выполняет поручения менеджера старшего звена.
Почему выполняет, даже если не нравится — это понятно самому последнему кретину: жена, квартира, ипотека, кредит за машину. Жена, квартира и машина ему нравятся ровно в той же степени, в которой не нравятся распоряжения менеджеров старшего звена. То есть в сумме мы имеем ноль.
Потом, понятное дело, хочется квартиру поширше, машину почернее и жену поблондинистее (ну, это, впрочем, у кого как), и количество неприятных занятий увеличивается строго пропорционально.
Именно таким образом и поддерживается гармония этого мира.
Ну а про менеджеров совсем уже старшего звена лучше вообще не думать — за них можно разве что поставить свечку, если вы слишком уж добрый человек, и три раза перекреститься на всякий случай.
Провинция — это слово всегда звучит пренебрежительно. А я, чем дольше тут живу, тем больше мне нравится.
Да, я очень-очень люблю Петербург, но, когда спускаюсь в метро или иду по Невскому, то часто думаю, что люблю его просто очень, а не очень-очень.