Обнаружил ещё одну прискорбную нелогичность в русском языке: слова «католик» и «алкоголик» грамматически ничем не отличаются. Но при этом почему-то «католицизм» и «алкоголизм».
Тогда уж надо либо «католизм», либо «алкоголицизм».
Назрела реформа языка, точно назрела.
Просмотрел между делом опять же спижженую картину ОО-2 производства всё того же Фёдора Сергеича.
Как ни странно, ничуть не разочаровался, ибо ожидал уж совсем запредельного говна, а там всё ничего эдак, живенько. Скачут туда-сюда, прыг-скок, танчики.
Интерьеры все очень знакомые — из хафлайфа второго, дума третьего и квака четвёртого. Пар так и пышет. Практически родина.
Фёдор Сергеич опять же блеснул актёрским талантом перед самострелом.
Китаеобразные замедленные полёты наяву не впечатляют, но навевают.
Баба зачотная, особенно когда заиндевевши, но уже слегка оттаявши.
Ну и планета эта ихняя, в конце концов улетающая куда-то нахуй, чтоб не маячила перед глазами — тоже хорошо.
Фотография Славы
А почему бы администрации пресловутого супа не вспомнить опять про пригласительные коды для регистрации? А то заебали эти боты уже со своими смайликами.
Июнь
Жила-была у нас в деревне старушка. Тихая, никого не трогала, раз в две недели выползала к автолавке.
Потом у неё в Великих Луках убили сына и её забрала к себе дочка из Красноярска.
На место бабушки вселилась племянница её Любаня, у которой в Великих Луках убили мужа, после чего её выпизднули из квартиры. Любаня в деревне занималась самым древним ремеслом, то есть собирательством: грибы, ягоды. То, что собирала, обменивала на самогон. Иногда ездила на родину, то есть в Великие Луки.
Однажды вернулась оттуда с кавалером: двенадцать лет тюрьмы, из них два по два по мелочи и восемь строгого за слом кадыка собеседнику в Великих Луках. Тихий, скромный. Как-то мы с ним поговорили, так он даже употребил в разговоре слово «ницше». Я сам Ницше не уважаю, но всегда приятно, когда какой-нибудь человек знает о его существовании.
Прожили они неделю, после чего Любаня поехала в Великие Луки и там сгорела в какой-то избе после распития.
Кавалер её, потрясённый таким горем остался жить в её доме. Ловил карасей в пруду, копал грядки в огороде у соседей. Я, как интеллигент, навеки испорченный калиной красной, время от времени отсыпал ему сигарет и давал иногда двадцатку.
А когда я уехал по надобности в город Петербург, он вынул стекло из нашего окошка, вынес ноутбук, плёночный фотоаппарат (вот чего действительно жалко) и весь электроинструмент, типа пилы, рубанка и болгарки. И, что более всего меня поразило, спиздил трубку и табак. Ну и ушёл со всем этим добром в Великие Луки.
Что-то не так в городе Великие Луки, как мне кажется.
Да, и кстати сегодня в первый раз в жизни набрал телефон ноль-два, дабы милиция хоть раз исполнила таки не обычные свои функции по отъёму денег у населения, а то что записано в уставе, как-то: защитила бы конституциоонные права законопослушных граждан, которым я в данный момент являюсь.
Я разумеется, не надеюсь на возврат имущества — оно давно обменяно на десять бутылок самогона, но если просто махнуть рукой, как я обычно продпочитаю, то начнут лазить каждую неделю. Поэтому зло должно быть наказано.
Приехавшая из Невеля буквально через час милиция меня приятно потрясла своей интеллигентностью и компетентностью. Приятные молодые люди — один в форме, другой в гражданском. Очень вежливы, дружелюбны и профессиональны. Сняли даже отпечатки пальцев на выставленном стекле.
От испытанного уважения даже подписал им книжку, вообще последнюю. Приняли с радостью. Милиция, оказывается, тоже бывает разная.
Меня сегодня жена отругала по телефону за то, что я перекашиваю пространство.
Задумался.
А ведь действительно: прихожу, помню в комнату в общежитии, тихий, худенький с матрасиком. Там все сидят за чертёжными досками, чертят. Я тихо лежу в уголке, читаю братьев стругацких, инициатив никаких не выражаю. Через два месяца заходишь в ту же самую комнату, а там уже пьют одеколон и отстаивают в стаканах зубную пасту поморин.
Однажды, помню, пятикурсники, все уже тогда женатые, сжалившись надо мной, пустили меня пожить в свою комнату, тем более, что все они уже снимали квартиры. Через три месяца один пятикурсник зашёл посмотрнеть как там поживает его койка и обнаружил на ней голую бабу с подбитым глазом. На полу валялся заблёванный студент, имени которого никто не помнит.
«Уважаю», — сказал не лишённый юмора пятикурсник. А я тут не при чём, я вообще слушал через наушники пластинку Пола Маккартни.
Всякая комната, в которой я поселялся, через некоторое время становилась легендарной и пресловутой при том, что я ровно ничего там не делал. Но каким-то образом там заводилось блядство и алкоголизм, а иногда и самогоноварение.
Я не знаю, как это у меня получается. Я ведь действительно практически никогда ни в чём не участвую.