Абби была моим вторым Блэком, я заходил к ней восемь месяцев назад. Она жила в самом узком доме Нью-Йорка. Я ей сказал, что она зыкинская. Она раскололась. Я ей сказал, что она зыкинская. Она назвала меня сладким. Она заплакала, когда я сказал, что у слонов нет Э.С.В. Я спросил, можно ли нам поцеловаться. Она не сказала нет. Ее сообщение ждало меня восемь месяцев.
«Мам?» – «Да?» – «Я пошел по делам». – «Хорошо». – «Буду позже». – «Хорошо». – «Когда – не знаю. Может, жутко поздно». – «Хорошо». Почему она ни о чем не спросила? Почему не остановила меня, не бросилась защищать?
Поскольку уже темнело и на улице все куда-то неслись, я столкнулся с гуголплексом людей. Кто они? Куда идут? Что ищут? Я хотел слышать их сердцебиение и хотел, чтобы они услышали мое.
Остановка метро была всего в двух кварталах от ее дома, и когда я пришел, дверь была чуточку приоткрыта, как если бы она знала, что я приду, хотя, само собой, откуда ей было знать. Тогда почему дверь была приоткрыта?
«Здрасьте? Кто-нибудь дома? Это Оскар Шелл».
Она подошла к двери.
У меня отлегло от сердца, а то я боялся, что вдруг ее изобрел.
«Вы меня помните?» – «Конечно, Оскар. Ты вырос». – «Правда?» – «Значительно. Сантиметров на пять». – «Я был так занят поиском, что давно себя не измерял». – «Проходи, – сказала она. – Я уже не ждала, что ты появишься. Сколько времени прошло». Я сказал: «Я боюсь телефона».
Она сказала: «Я много про тебя думала». Я сказал: «В том сообщении». – «Давнем?» – «Про какую вы говорите неправду?» – «Я сказала, что ничего не знаю про ключ». – «Хотя знали?» – «Да. То есть, нет. Не я. Мой муж». – «Почему же вы не сказали?» – «Не могла». – «Почему не могли?» – «Не почему, просто». – «Это не ответ». – «Мы поругались». – «Я же про папу спрашивал!» – «А я с мужем поругалась». – «Его убили!»
«Я это сделала ему назло». – «Почему?» – «В отместку». – «Почему?» – «Потому что люди делают друг другу больно. Мы так устроены». – «Я не так устроен». – «Я знаю». – «Я восемь месяцев потратил на то, что мог узнать за восемь секунд!» – «Я тебе сразу же позвонила. Как только ты ушел». – «Вы мне сделали больно!» – «Ну, прости меня».
«
Она была запредельно близко.
Я чувствовал запах ее дыхания.
Она сказала: «Если хочешь меня поцеловать, я разрешаю». – «Что?» – «В тот раз ты спрашивал, можем ли мы поцеловаться. Я не разрешила, а теперь разрешаю». – «Мне совестно за тот раз». – «Ну и напрасно». – «Я не хочу, чтобы вы разрешали из жалости». – «Ты меня поцелуешь, – сказала она. – А я тебя». Я спросил: «Может, лучше обнимемся?»
Она прижала меня к себе.
Я заплакал и стиснул ее изо всех сил. У нее намокло плечо, и я подумал:
И потом внезапно мне было озарение, и пол куда-то ушел, и я, типа, повис.
Я отпрянул.
«Почему у вашего сообщения нет конца?» – «Я не понимаю». – «Вы мне оставили сообщение. Оно обрывается посредине». – «Наверное, потому что твоя мама подняла трубку».
«Моя мама подняла трубку?» – «Да». – «И дальше?» – «В каком смысле?» – «Вы поговорили?» – «Недолго». – «Что вы ей сказали?» – «Я не помню». – «Но сказали, что я к вам приходил?» – «Конечно. Зря?»
Я не знал, зря или не зря. Я не понимал, почему мама ничего не сказала мне про этот разговор или хотя бы про сообщение.
«А ключ? Вы про ключ ей сказали?» – «Я думала, она знает». – «И про поиск?»
Я ничего не понимал.
Почему мама ничего не сказала?
Не помогала мне?
Не волновалась за меня?
И вдруг мне все стало ясно.
Вдруг я понял, почему, когда мама спрашивала, куда я иду, и я отвечал «По делам», она ничего не уточняла. Зачем уточнять, если она и так знала.
Так вот почему Ада знала, что я живу в Верхнем Вест-сайде, а Кэрол испекла печенье к моему приходу, а Shveitsar215@hotmail.com сказал «Удачи, Оскар», когда мы попрощались, хотя я на девяносто девять процентов уверен, что не говорил ему, как меня зовут.
Они меня ждали.
Мама всех их предупредила.
Даже мистера Блэка. Конечно же, он знал, что я к нему приду, потому что она ему сказала. Возможно, она же и попросила его всюду ходить со мной, чтобы мне было веселее, а ей – спокойнее. Может, я вообще ему не нравился? Может, все его крутейшие истории выдуманные? А слуховой аппарат? А кровать с притяжением? Может, пули и розы вовсе не пули и розы?
С первого дня.
Все.
Всё.
Наверное, бабушка тоже знала.
Наверное, даже жилец.
Может, и жилец не жилец?
Поиск был пьесой, которую сочинила мама, и она знала финал, когда я был еще в самом начале.
Я спросил у Абби: «Ваша дверь была приоткрыта, потому что вы меня ждали?» Несколько секунд она ничего не говорила. Потом она сказала: «Да».