Журнал "Млечный Путь" №02 2012 г.

Мы с Ленькой ходили почти во все спортивные секции, в разные кружки, но нигде подолгу не задерживались. Дольше всего я посещал секцию легкой атлетики, хотя мой организм не был предрасположен к постоянным нагрузкам. А самый короткий срок посещения — ровно один день — выпал на кружок «юный фотограф». Помню, пришел, записался и стал осматриваться, начал знакомиться с мальчишками. Это было интересно — у всех были свои фотики, у кого задрипанная «Смена 8М», у кого «ФЭД», а у одного мальчика был «Зенит», наверняка отцовский, эти камеры очень дорого стоили. Мой фотоаппарат был не самым лучшим, но и не полнейшим фуфлом — «Смена-Символ», они недавно появились в продаже, и я им очень гордился. Когда все расселись по местам, в комнату, стены которой были обклеены всякими фотографиями, вошел молодой человек со сверкающей лысиной, короткой бородкой и в очках, из-за которых на нас смотрели увеличенные линзами глаза. В руке его была папка, на боку висел огромный импортный аппарат с длинным объективом. Он достал из папки какие-то листки, осмотрел нас, отметил меня как новенького и стал рассказывать о диафрагмах и тому подобной дребедени. Я заскучал. Думал, что будет намного интересней, и сразу станем фотографировать. После получаса болтовни преподаватель вывел нас на улицу и стал показывать, как лучше направлять объектив, чтобы не мешало солнце. Я сначала вроде оживился, но вскоре опять стало скучно. Подняв с земли корявую длинную проволоку, стал ее вертеть и раскрутил так сильно, что она вырвалась и улетела в небо. И вдруг раздался бешеный рев фотографа. Я аж подпрыгнул от неожиданности. Только что он улыбался, гладил мальчиков по короткостриженым головам и был таким добрым, что оставалось только нимб на голову приколотить. И вдруг — такая резкая перемена.

— Кто кидал? — звериный рык, казалось, был слышен во всем районе. — Кто кидал, я спрашиваю!

Я обернулся и увидел фотографа. Очки лежали на земле, а в руках он держал эту проклятую проволоку. На лысине отчетливо алела полоса — место соприкосновения с проказницей.

— Все! Занятия на сегодня закончены!

В кабинет я не вернулся, а творчески растворился в знойном воздухе. Профессиональным фотографом так и не стал. Впрочем, фотографией заниматься не забросил и потихоньку учился самостоятельно.

Улан же провел целый день в секции бокса. В школу пришел с разбитым носом и двумя красивыми фофанами, обрамлявшими оба глаза. «Да ну их на фиг, не понравилось мне там, дураки какие-то!» — только и сказал он, когда мы стали расспрашивать. Фингалы долго не сходили, и Леньку стали называть Боксером. Он шипел, плевался, но прозвище приклеилось — не отодрать.

* * *

Мы с Уланом часто заходили к одному старику, жившему в нашем подъезде. Дядя Вася — его так называл даже мой отец — вроде бы поселился в этом доме, как только построили. Дом был старым, сталинским. Дядя Вася выглядел лет на семьдесят, но мне иногда казалось, что ему больше ста — он так много знал, что и за сто лет не запомнить. И каждый раз у него была для нас новая увлекательная история. Нам было интересно сидеть рядом с ним, пить чай с сушками и халвой и слушать его рассказы. То он говорил о том, как убили Юлия Цезаря, то про Ивана Грозного, то про пещерных людей, которые вымерли чуть ли не вместе с мамонтами. И не просто говорил, как в школе — вот был, мол, такой римский император, сделал то-то и то-то, и убили его, когда он слишком о себе возомнил, пожелав уподобиться богу. Нет, это была целая история в лицах. Иногда мне казалось, что дядя Вася и Рубикон вместе с Цезарем перешел, и сам лично кинжал в его грудь вонзил — уж очень подробно он это расписывал. И жалел он Цезаря по-настоящему, как пожалел бы настоящий Брут, если бы он раскаялся. В общем, дядя Вася был классным рассказчиком, ему бы писателем быть, уж он бы написал роман получше Яна, трилогию которого о монголах я очень любил читать.

Иногда он заводил разговоры философские, и беседа нас увлекала.

— Жизнь бесконечна, — говорил он. — Время никогда не заканчивается.

— А почему же люди умирают? — спросил однажды я.

— Люди умирают? — переспросил дядя Вася. — Это их тела умирают. А души остаются жить.

— И что же с ними происходит, с душами? — это уже Ленька начал бомбить дядю Васю вопросами.

— А кто его знает? Я еще не умирал. — Дядя Вася усмехнулся. — Как помру, обязательно расскажу. А вообще, я считаю, что душа, она как бы по наследству передается. Человек умирает, а после рождается снова, но уже в другом теле. Но он не помнит того, что было с ним в предыдущих жизнях. Тут и свою запомнить не получается, а если сотня разных судеб в одной голове, то и свихнуться недолго. Я думаю, что это как бы защита, человек не помнит ничего о своей прошлой жизни. Но память не стирается, она просто глубоко спрятана. Люди иногда вспоминают что-то и начинают жить двумя судьбами — о раздвоении личности не слыхали?

* * *