Что за чудовищная толпа собралась здесь. Весь цвет мещанства, все упитанное, откормленное, все развратное и больное от кутежей и любви стеклось к дверям, на которых виднелась небольшая белая вывеска:
ВЕРБОВОЧНАЯ КОМИССИЯ.
Какой-то бродяга с провалившимся носом изо всех сил старался протиснуться вперед и уже оттолкнул в сторону упитанного лавочника, когда в его руку острыми ногтями вцепилась накрашенная женщина..
— Сапперлиппопет, — воскликнул бродяга — Баба. Вы тоже на войну, мадам.
И ловко подняв ее над головой, он швырнул кричавшую женщину куда-то в гущу, напиравшей со всех сторон толпы. Ломая котелки и цилиндры, царапая глаза, она барахталась и визжала. Ее крик открыл глаза до сих пор слепым от волнения людям.
— Фьют. Да здесь еще одна женщина, — крикнул кто-то.
— И здесь, — отозвались в другом углу.
— И здесь — донеслось откуда-то сзади.
Женщин оказалось много.
Одна из них, взобравшись на плечи двух подозрительного вида молодцев, кричала.
— Вы не имеете права лишать нас этой возможности. Мы тоже хотим жить.
— А воевать хотите? — перебил кто-то.
— Воевать. Да я зубами перегрызу глотки десятку большевиков, перерву за одну дозу эликсира.
— Ура. Качать женщин.
— Слово, граждане, — слово — надрывался человек в бархатной куртке. — Я предлагаю допустить женщин. Допустить. Но… но только красивых. Поднимайте их на плечи, а мы все будем судить. Достойна или нет. Правильно?
— Правильно. Правильно. На плечи женщин.
Девушка лет восемнадцати взметнулась высоко над толпой.
— Сними шляпку, — крикнули ей несколько голосов.
Она повиновалась.
— Ножки покажи. Ножки. Да не так… выше… вот так.
— Разденься… Совсем…
Девушка колебалась.
— Разденься. Разденься, — ревела толпа. Юбка и кофточка полетели вниз.
В другом месте какой-то безногий на деревянной тележке пробирался между ногами бесновавшихся людей.
— А ты куда? — остановил его долговязый парень только что извлекший часы из кармана своего соседа.
— Я тоже пойду на войну. Тоже.
— Ты, — засмеялся парень — калека!
— Я буду у пулемета. Я старый пулеметчик. Я еще на прошлой войне ноги потерял: я тоже жить хочу. Тоже, — кричал он, вцепившись в ногу парня, который забавляясь испугом калеки, отшвыривал его в сторону сильными пинками.
Через пять дней Первый Корпус Священной Армии Бессмертных был целиком сформирован. Его командиром Комитет назначил племянника президента виконта д’Ормон.
Часть вторая
ПОСЛЕ своего обессмертия виконт д’Ормон пьянствовал целую ночь. Еще так недавно домашний врач виконта категорически запретил ему потребление алкоголя. А теперь… все можно, все доступно, все безвредно. Товарищи по кутежу вливали в виконтовское горло самые невероятные смеси приговаривая:
— Качай виконт. Тебя никакой яд не возьмет. Дуй на здоровье.
В середине вечера кто-то предложил. — Господа. Маленький опыт. У меня в перстне есть кристаллик цианистого кали. Не согласится ли виконт…
Д’Ормон улыбнулся.
— Пожалуйста.
Владелец яда протянул ему крупинку страшного вещества. Д’Ормон взял его кончиками пальцев и… остановился.
— Я не боюсь, господа, — сказал он в ответ на удивленно-вопросительные взгляды. — Может быть вы не поймете меня, но это так странно, вдруг, вот сейчас проглотит эту частицу яда и реально, совершенно реально почувствовать себя бессмертным. До сих пор я только верил этому. Теперь я буду знать это. Понимаете вы. Итак…
Он сделал движение, чтобы поднести яд к губам, но сидевшая рядом с ним женщина резким движением толкнула руку виконта. Кристалл выскользнул из холеных пальцев.
— Эй, ты с ума сошла, — вспыхнул д’Ормон.
— Я не хочу, я не хочу этого, а вдруг…
Упавшего кристалла не нашли.
На следующий день виконт проснулся с головной болью и с невыносимо ноющим телом. Он взял ванну, обильно приправленную духами, но это не помогло.
— Надо пройтись, — решил он.
Свежий апрельский ветерок выгнал пары алкоголя. Было уже около двух, и улицы кишели народом. Толпы стояли у объявлений Комитета Бессмертия. Мальчишки-газетчики шмыгали под ногами. Рожки автомобилей надоедливо тявкали простуженными голосами.
Виконт д’Ормон решил перейти на другую, солнечную сторону.
В большом европейском городе приезжий провинциал теряется перед этой непосильной задачей. Несколько саженей отделяют его от противоположного тротуара и на этих нескольких саженях десятки воющих, звенящих и визжащих опасностей стерегут его. Трамваи и автобусы, автомобили и мотоциклетки, велосипеды и роскошные выезды богачей несут с собой ужас увечья, может быть и смерти. Сплошной вереницей летят они друг за другом, и, кажется, что нет никакой возможности проскочить между ними, не свернув шеи.
Опытный взгляд столичного жителя легко и спокойно ориентируется в этой сутолоке. Сразу намечает он свободный проход, ловко отводит голову породистого рысака, дружеским жестом руки предостерегает спокойного шоффера, раскуривает потухшую папиросу перед самым носом трамвая, поправляет шнурок ботинка в двух дюймах от испуганного велосипедиста и, провожаемый проклятьями мотоциклиста, вступает на противоположный тротуар.