Жуков

Верный своей привычке оценивать обстановку не только по картам, но прежде всего на местах, Жуков еще в начале августа несколько раз посетил штаб и расположение частей 24-й армии. Побывав на переднем крае обороны, он пришел к выводу, что для уничтожения противника необходимо с юга и с севера ударить под основание ельнинского выступа и окружить его. Войска 24-й армии генерала К.И.Ракутина несколько раз пытались срезать выступ, но недостаток сил, отсутствие опыта ведения наступательных действий не позволили выполнить эту задачу. Да и противник, как выяснилось, сумел значительно лучше, чем предполагалось, подготовиться к ведению обороны.

21 августа Жуков приказал командующему 24-й армией прекратить наступление и приступить к подготовке нового, более сильного и лучше организованного удара. Группировку для наступления Георгий Константинович усилил тремя дивизиями и артиллерией. Вскоре была получена и директива Ставки, в которой, в частности, указывалось: „Войскам Резервного фронта, продолжая укреплять главными силами оборонительную полосу на рубеже Осташков — Селижарово — Оленино — река Днепр (западнее Вязьмы) — Спас-Деменск — Киров, 30 августа левофланговыми 24-й и 43-й армиями перейти в наступление с задачами: разгромить ельнинскую группировку противника, овладеть Ельней и, нанося в дальнейшем удары в направлениях Починок и Рославль, к 8 сентября 1941 года выйти на фронт Долгие Нивы — Хиславичи — Петровичи“.^[233]

Указания Ставки полностью соответствовали замыслам Жукова. К этому сражению он готовился тщательно и осмотрительно — ведь это была его первая самостоятельная операция в Великой Отечественной войне. Дни и ночи мотался на своем вездеходе „ГАЗ-61“ по частям, много времени проводил непосредственно в частях, организуя разведку противника и местности, отрабатывая вопросы взаимодействия пехоты и артиллерии.

Шофер Жукова А. Н. Бучин так вспоминает эти дни: „Намотались в то время до упаду, все в дороге, часто под огнем. Покрытый пылью, Г.К.Жуков выглядел как негр, мы того хуже… Наверное, никогда больше за всю войну Георгий Константинович не бывал чуть ли не все время на передовой и вблизи нее, как под Ельней. Оно и понятно — мы только начинали учиться воевать…“

Особенно запомнился Бучину прохладный день в конце лета, когда они вместе с Жуковым стали свидетелями трагичного воздушного боя: два „мессершмитта“ расстреливали наши истребители И-15 и И-16, израсходовавшие на задании боезапас. Из одного сбитого самолета успел выпрыгнуть летчик. „Георгий Константинович и мы, свидетели происходившего, с облегчением вздохнули: хоть этот спасется. Но в ту же секунду мелькнул „мессер“, влепил в упор очередь в беспомощно качавшегося на стропах парня и ушел. Парашют как-то бережно опустил тело летчика на землю недалеко от нас. Подошли. Он был совсем мальчиком, в синем комбинезоне, кожаном шлеме, весь залитый кровью. Жуков отрывисто приказал — предать земле с почестями, повернулся и пошел прочь. Редко когда я видел такой гнев на лице генерала, глаза сузились и буквально побелели“.

В Ельнинском сражении девяти дивизиям армии Ракутина (60 тысяч человек, до 800 орудий и минометов, 35 танков) противостояли части немецкого 20-го армейского корпуса 4-й армии (около 70 тысяч человек, 500 орудий и минометов, до 40 танков). Для выполнения замысла операции были созданы две ударные группы — Северная и Южная, наносившие встречные удары на Леонов, а третья — Центральная — атаковала Ельню с востока. 30 августа войска 24-й армии перешли в наступление, и за четыре дня ожесточенных боев ее ударные группировки вклинились во вражескую оборону на 2 километра. Отразив сильные контратаки, к 3 сентября они охватили фланги противника, оборонявшегося в ельнинском выступе, сузив его горловину до 6–8 километров.

4 сентября Жукова вызвал по прямому проводу Сталин, которому доложили, что тот планирует после ликвидации Ельни направить силы в сторону Смоленска, оставив в трудном положении Рославль. Сталину представлялось, что боевые действия в районе Смоленска следует осуществить лишь после ликвидации Рославля. Далее разговор развивался следующим образом: