Жуков

Положение в корпусе в связи с арестами опытных командиров было не лучше, чем в других соединениях округа. В частях царила атмосфера доносительства и подозрительности, которую создал Л.3.Мехлис, назначенный в 1937 году начальником Главного управления пропаганды и агитации Красной Армии. Многие из избежавших репрессий превращались в доносчиков, и к Мехлису, по установленному им порядку, лавиной шли доклады, содержавшие клевету на командиров разных степеней. Жукову приходилось неоднократно вмешиваться в работу политорганов, чтобы пресекать травлю своих подчиненных.

Вступив в командование 6-м кавалерийским корпусом, Жуков сосредоточил внимание на оперативной подготовке. Этого требовал приказ наркома обороны от 14 декабря 1937 года № 0109 «Об итогах боевой подготовки РККА за 1937 год и задачах на 1938 год», который отмечал необходимость «продолжать подготовку Сухопутных войск и Военно-Воздушных Сил в тесном взаимодействии по овладению сложным боем в маневренных условиях и при борьбе за укрепленные позиции, опираясь на современные технические средства борьбы (авиация, артиллерия, танки), отводя должное место и учитывая значение и роль пехоты в общевойсковом бою». [86]

В войсках в первую очередь отрабатывались вопросы боевого применения конницы в составе конно-механизированной армии. В то время это были крупные, проблемные вопросы. В военной теории того времени предполагалось, что конно-механизированная армия, состоявшая из 3–4 кавалерийских дивизий, 2–3 танковых бригад и моторизованной стрелковой дивизии, в тесном взаимодействии с бомбардировочной и истребительной авиацией, а в последующем и с авиадесантными частями, будет в состоянии решать крупные оперативные задачи в составе фронта, способствуя успешному осуществлению стратегических замыслов. Жуков, учитывая, что будущее в значительной степени принадлежит танкам и механизированным соединениям, требовал от командиров и штабов детальной отработки вопросов взаимодействия с танковыми войсками и организации противотанковой обороны. На полевых учениях и маневрах Жукову пришлось действовать с 21-й отдельной танковой бригадой (комбриг М.И.Потапов) и с 3-й отдельной танковой бригадой (комбриг В.В.Новиков). Оба эти командира в прошлом были сослуживцами Жукова, и они понимали друг друга с полуслова.

Темные тучи репрессий продолжали висеть над головами военачальников, и Жуков не составлял исключения. От комиссара корпуса Фомина он неожиданно узнает, что на активе коммунистов 4-й дивизии, 3-го и 6-го корпусов его будут разбирать в партийном порядке. Причину Фомин пояснять не стал, но предположить тему собрания труда не составляло.

На другой день собралось человек 80 коммунистов. Собрание началось с чтения заявлений, поступивших из 4, 24 и 7-й дивизий. В них указывалось, что Жуков многих командиров и политработников незаслуженно наказывал, грубо ругал и не выдвигал на высшие должности, что он умышленно замораживал опытные кадры, чем сознательно наносил вред Вооруженным Силам. Суть всех выступлений сводилась к одному: в воспитании кадров Жуков применял «вражеские методы». Жукову припомнили также его хорошее отношение к Уборевичу, Сердичу, Вайнеру и другим «врагам народа» и то, что Уборевич при проверке дивизии обедал лично у Жукова.

Как и полагалось, в прениях выступили в первую очередь те, кто подал заявления. Взял слово и начальник политотдела 4-й кавалерийской дивизии С.П.Тихомиров, с которым Жуков проработал вместе несколько лет. Все ожидали от Тихомирова принципиальной политической оценки деятельности командира-единоначальника Жукова. «Но, к сожалению, его речь была ярким примером приспособленца, — отмечал впоследствии Георгий Константинович. — Он лавировал между обвинителями, а в результате получилась беспринципная попытка уйти от прямого ответа на вопросы: в чем прав и в чем не прав Жуков? Тихомиров уклонился от прямого ответа. Я сказал коммунистам, что ожидал от Тихомирова объективной оценки моей деятельности, но этого не получилось. Поэтому скажу, в чем я был не прав, а в чем прав, чтобы отвергнуть надуманные претензии ко мне». [87]