Жуков

Пилихин, конечно, не мог предвидеть скорой гибели сына, но и не исключал такой исход. По-своему душевный человек, наставник молодежи, он предложил Егору похлопотать, чтобы его оставили дома на Сод по болезни, а потом не исключал, что вообще «оставят по чистой». Выслушав гордый ответ Георгия Константиновича — здоров и готов идти на фронт, хозяин отматерил будущего героя и в упор спросил: «Ты что, хочешь быть таким же дураком, как Саша?» Жуков заверил — долг повелевает защищать Родину, Раздосадованный Пилихин только рукой махнул.

Кровавая мясорубка войны набирала обороты, В июле 1915 года объявили досрочный призыв молодежи года рождения Жукова. Неизбежное случилось. Он съездил в деревню, помог старикам с уборкой урожая, попрощался с друзьями. Без энтузиазма, серьезный и сдержанный приехал в уездный город Малоярославец Калужской губернии, где 7 августа 1915 года был призван в армию. На вопрос об образовании недрогнувшей рукой написал — два класса церковноприходской: школы, что автоматически предопределяло — рядовой. О том, что окончил полный курс городского училища, Жуков умолчал. По причинам, в его глазах очень весомым:

«На мое решение повлияла поездка в родную деревню незадолго перед этим. Я встретил там, дома, двух прапорщиков из нашей деревни, да того плохих, неудачных, нескладных, что, глядя на них, мне было даже как-то неловко подумать, что вот я, девятнадцатилетний мальчишка, кончу школу прапорщиков и пойду командовать взводом и начальствовать над бывалыми солдатами, над бородачами, и буду в их глазах таким же, как эти прапорщики, которых я видел у себя в деревне. Мне не хотелось этого, было неловко».

Формальности на призывном участке отняли считанные минуты — и солдат! Большая и нежданная радость — отобрали в кавалерию, друзья завистливо поглядывали на счастливчика, всех их без исключения направили в пехоту.

* * *

В позиционной войне угасала прежняя роль кавалерии. Профессиональные военные в большинстве с сожалением расстались с былым представлением о красоте и результативности атак в конном строю. Но легенда о благородном роде войск — коннице — жила в юношеских сердцах. Георгию не терпелось встретить свою судьбу на службе военной. Случилось это не сразу. После первоначальной подготовки в Калуге, только в сентябре солдаты-москвичи попали в 5-й запасной кавалерийский полк, расквартированный в городе Балаклее Харьковской губернии. Здесь готовили пополнение для фронтовой 10-й кавалерийской дивизии.

Уже на вокзале Егор увидел, что попал в иной мир. Новобранцев встретили щеголеватые унтер-офицеры гусары, уланы, драгуны. Он не мог оторвать глаз от подтянутого вахмистра гусара. На ум пришли читаные и перечитанные рассказы о гусарской доблести. Но пришлось смириться с зачислением в драгуны. Не гусар, конечно, но все же…

Для современного молодого человека представление о забытых драгунах едва ли идет дальше лермонтовского «драгуны с конскими хвостами», укрепленными на каске для защиты шеи от сабельного удара. Вещи куда более прозаические, чем рубка в конном строю, отличали драгун от остальной кавалерии. Именовавшиеся иногда по старинке ездящей пехотой, драгуны дрались как в конном, так и пешем строю. Следовательно, их учили тому, что надлежит знать кавалеристу и что должен уметь пехотинец. Двойная нагрузка! Учили напряженно, не теряя и часа.

С подчеркнутой военной точностью, уже на другой день по прибытии их переобмундировали, выдали желанную кавалерийскую форму. На склад за конским снаряжением, скрипучим новехоньким седлом и сбруей. Вручили карабин, холодное оружие — саблю, некоторые именовали ее по-драгунски — палаш, и пику. Георгий познакомился с выделенной ему лошадью, темно-серой масти кобылица — Чашечная. Он запомнил ее, красивую и капризную. Конечно, не чета деревенским лошадям.

Волнение и восторг молодого кавалериста, наверное, помогли ему втянуться в учебу. А учили в запасном полку зверски. Помимо личной подготовки — забота о коне. Подъем в кавалерии в пять утра, трехкратная уборка лошадей. Пусть ненасытный фронт отсасывал всю новую кровь, подготовка рядовых в кавалерии от этого не смазывалась. Под бдительным, нередко тираническим надзором опытных унтер-офицеров молодежь постигала азы военной службы. Ребята терпели, до крови растирая ноги при езде. «Терпели до тех пор, пока не уселись крепко в седла». Но не стерпели издевательств младшего унтер-офицера, воспитывавшего увесистыми кулаками. Они ответили тем же, набросили на «дантиста» попону и жестоко избили. Дело замяли.

К весне 1916 года обучение закончилось, уже формировался маршевый эскадрон, а на место уходивших прибывали юноши нового призыва. Тут пришел приказ: лучших — их набралось 30 человек — направить в учебную команду готовить унтер-офицеров. Среди них был, естественно, отлично успевавший Жуков. Он попытался избегнуть учебной команды. Спокойный и очень разумный взводный отговорил. Сытый по горло войной (взводный провел год на фронте), он как бы в пространство бросил несколько веских фраз о том, что «глупо гибнет наш народ».