Неизбежно возникали трения между волевыми военачальниками — Жуковым и Рокоссовским — по поводу методов выполнения общей задачи. Комфронта нередко связывал свободу маневра подчиненных. С непритупленной десятилетиями обидой Рокоссовский описывал события некоторых из этих эпохальных дней. Он попытался было отвести войска армии, дравшиеся в 10–12 километрах впереди Истринского водохранилища, за него, не дожидаясь неизбежного — пока немцы не опрокинут их и на плечах отступающих форсируют водную преграду. Только-только начали осуществлять маневр, как поступила «короткая, но грозная шифровка Жукова: «Войсками фронта командую я! Приказ об отводе войск за Истринское водохранилище отменяю, приказываю обороняться на занимаемом рубеже и ни шагу назад не отступать».
Тяжеловесная забота комфронта о делах в 16-й армии наверняка не приводила в восторг ее штаб. «Доходило до того, — с горьким юмором припоминал Рокоссовский, — что начальник штаба армии Малинин неоднократно упрашивал меня намечать КП в стороне от дорог, желая избавиться от телефона «ВЧ». по которому ему чаще всего приходилось выслушивать внушения Жукова. Доставалось и мне, но я чаще находился в войсках и это удовольствие испытывал реже. Вспоминаю один момент, когда после разговора по «ВЧ» с Жуковым я вынужден был ему заявить, что, если он не изменит тона, я прерву разговор с ним. Допускаемая им в тот день грубость переходила всякие границы…Нервозность и горячность, допускаемая в такой сложной обстановке, в которой находился Западный фронт, мне была понятна». Почему?
Жуков и штаб фронта точно рассчитывали и проявляли неслыханную выдержку, решив отразить удары врага только силами Западного фронта. Гитлеровские штабы, завороженные идеей окружения Москвы, совершили грубейший промах. В то время как истекали кровью фланговые группировки (в числе прочих их и держала армия Рокоссовского), в центре фронта немцы так и не додумались организовать фронтальный натиск, хотя сил для этого у них было сверхдостаточно по сравнению с имевшимися у нас. «Это дало нам возможность свободно перебрасывать все резервы, включая и дивизионные, с пассивных участков, из центра к флангам и направлять их против ударных группировок врага», лаконично напишет впоследствии Жуков.
Не много слов! А речь шла о рассчитанном риске — снимались войска с западных подступов. Утончался непосредственный щит столицы. Оставшимся частям было строго-настрого приказано смотреть в оба.
На южном крыле Западного фронта методически отражались атаки буквально взбесившегося Гудериана. Еще в конце октября мужественные защитники Тулы отбили передовые соединения группы Гудериана. В ту глубокую осень на всю страну прозвучало имя выдающегося руководителя тульских коммунистов, секретаря обкома партии В. Г. Жаворонкова, возглавившего комитет обороны города. Жуков высоко оценил военное дарование штатского человека Жаворонкова, сумевшего сформировать рабочие отряды, бившие бок о бок с частями 50-й армии отборные дивизии Гудериана. С 10 ноября Ставка ввела и этот участок в подчинение Западного фронта.
Обломав зубы у Тулы, враг двинулся на северо-восток, к Кашире. Гудериан упрямо пытался выполнить план окружения Москвы. Не вышло! Растеряв в бесплодных атаках танки, Гудериан к началу декабря был вынужден перейти к обороне: советские войска не только парировали его действия, но и постоянно контратаковали. Гудериан писал о боях в конце ноября: «Наши 37-миллиметровые противотанковые пушки оказались бессильными против русских танков Т-34. Дело дошло до паники, охватившей участок фронта до Богородицка. Эта паника, возникшая впервые со времени начала русской кампании, явилась серьезным предостережением, указывающим на то, что наша пехота исчерпала свою боеспособность и на крупные усилия более не способна».
В двадцатых числах ноября Сталин позвонил Жукову и спросил напрямую:
— Вы уверены, что мы удержим Москву? Я спрашивал вас это с болью в душе. Говорите честно, как коммунист.
Жуков заверил, что столицу, безусловно, удержат, и тут же попросил подкрепления — не менее двух армий. Они были даны и стали сосредоточиваться против фланговых группировок врага.
Во время Московской битвы случалось всякое, иной раз великое и трагическое соседствовало с малозначительным. Не по вине, конечно, четкого работника, каким был Г. К. Жуков.