Обратившись к значению гитлеровских фальшивок о Тухачевском, Шмидт со скрытым злорадством рассуждает: «Для Сталина и партийного руководства эти документы были доказательством шпионской деятельности Тухачевского и его соратников. Больше того, эти материалы не давали возможности другим маршалам и крупным генералам сделать что-либо для подсудимых. Они судили (среди судей на процессе 11 июня 1937 года были Блюхер, Белов, Алкснис. —
Немецкая военная разведка осенью 1940 года подготовила обширный обзор «Из опыта русско-финской войны». Возможности Красной Армии в наступательных операциях оценивались отрицательно. Артиллерийская подготовка проводилась шаблонно и слишком долго, ожидаемые переносы огня давали возможность финнам ускользать с позиций, находившихся под обстрелом, а затем вновь занимать их. Повсеместно отмечалась неважная маскировка войск в выжидательных районах, например, шум двигателей танков. Отмечалось посредственное взаимодействие войск. Что касается обороны, то абверовцы подчеркивали упорство Красной Армии, умение стремительно окапываться, но не всегда удовлетворительное применение к местности, неглубокое построение обороны и т. д. Главком сухопутных сил распорядился разослать обзор по штабам соединений и частей вплоть до дивизии.
Рассуждения абверовцев стали общим достоянием немецких офицеров высшего и среднего звена, а в ставке Гитлера в них усмотрели подтверждение уже сложившегося там в значительной степени умозрительного взгляда на Красную Армию. Шмидт совершенно справедливо разъяснил: «Неудачи Красной Армии укрепили убеждение Гитлера, что вторжение в Советский Союз окажется легкой военной прогулкой и овладение сырьевыми ресурсами Советского Союза не составит особого труда, что даст возможность победить в войне против западных держав. С этой точки зрения фатальное нападение на СССР 22 июня 1941 года — запоздалое последствие казни Тухачевского». Надо думать, Шмидт хорошо запомнил настроения высших руководителей рейха в канун агрессии против СССР. Именно имея в виду ослабление высшего звена Красной Армии, Гитлер в той же речи 5 декабря 1940 года выразил уверенность, что германские генералы окажутся на высоте:
«Ведя наступление против русской армии, не следует теснить ее перед собой, так как это опасно. С самого начала наше наступление должно быть таким, чтобы раздробить русскую армию на отдельные группы и задушить их в «мешках».
Ровно через год в снегах под Москвой в ушах гитлеровских генералов по-иному звучали эти слова…
А тогда все выглядело прекрасно. Три крупных штабных игры завершились принятием плана «Барбаросса», который был утвержден Гитлером 18 декабря 1940 года. Основной замысел — в быстротечной кампании до осени 1941 года разгромить Советский Союз и выйти на линию Волга — Архангельск.
У нас же вплоть до нападения Германии на Советский Союз репрессии военных продолжались, хотя не в масштабах 1937 года. В конце 1940-го и начале 1941 года среди прочих арестованы и погибли заместитель наркома обороны, начальник ВВС Красной Армии генерал-полковник 48-летний А. Д. Локтионов; его преемник Герой Советского Союза 30-летний генерал-лейтенант П. В. Рычагов; генеральный инспектор ВВС дважды Герой Советского Союза генерал-лейтенант 39-летний Я. В. Смушкевич; начальник управления ПВО Герой Советского Союза 40-летний генерал-полковник Г. М. Штерн…
В давящей атмосфере в командовании Красной Армии наша страна шла навстречу войне. Но нужно было работать, и работали те, кто в войну возглавил Советские Вооруженные Силы. «Сталин, — напишет в 1965 году Константин Симонов, — все еще оставался верным той маниакальной подозрительности по отношению к своим, которая в итоге обернулась потерей бдительности по отношению к врагу… Прямое противопоставление своего взгляда на будущую войну взглядам Сталина означало не отставку, а гибель с посмертным клеймом врага народа. Вот что это значило… Сталин несет ответственность не просто за тот факт, что он с непостижимым упорством не желал считаться с важнейшими донесениями разведчиков. Главная его вина перед страной в том, что он создал гибельную атмосферу, когда десятки вполне компетентных люден, располагавших неопровержимыми документальные я данными, не располагали возможностью доказать главе государства масштаб опасности».