Жуков

Она занимала особое положение в Красной Армии и по причинам, не имевшим много общего с ее военным значением. Самые влиятельные военачальники тех лет, начиная с К. Е. Ворошилова, вышли из рядов 1-й Копной армии, к которой был близок Сталин в гражданскую войну. Запросы конницы удовлетворялась в первую очередь. Г. К. Жуков считал:

«Конница в то время была самым подвижным массовым родом наземных войск. Она предназначалась для быстрых обходов, охватов и ударов по флангам и тылам врага. В условиях встречного боя от нее требовалась стремительность развертывания боевых порядков, быстрота в открытии огня по противнику, смелый бросок главных сил в исходный район для атаки и неотступное преследование отходящего врага.

Усиление конницы бронетанковыми средствами, наличие в конно-артиллерийских полках гаубичной артиллерии уже позволяли не только с успехом ломать сопротивление противника, но и решать задачи наступательного боя и эффективной обороны». Сначала внутри и быстро рядом с конницей пошло формирование механизированных частей. Первый такой опытный полк был сформирован в Белорусском военном округе в 1929 году, а в 1932 году впервые в мире в Красной Армии создаются механизированные корпуса. По штату каждый корпус имел 500 танков и 200 бронеавтомобилей, стрелково-пулеметную бригаду, отдельный зенитно-артиллерийский дивизион. В начале 1936 года Красная Армия располагала 4 такими корпусами, 6 отдельными мехбригадами, 6 мехполками. В кавалерии — 15 мехполков в кавдивизиях, в пехоте — 80 танковых батальонов и рот в стрелковых дивизиях. Мотор вытеснял коня.

Для Жукова процесс модернизации армии был закономерным. Да, уходила в прошлое конница, но подвижные соединения обещали маневр, недоступный коню. С величайшим увлечением Жуков погрузился в работу, поражая знавших его деловой хваткой. По всей вероятности, заслуженные военные, работавшие вместе с Жуковым, уже понаслышались о нем. На первом же собрании Г. К. Жукова единогласно избрали секретарем партийного бюро большой организации — всех инспекций родов войск и штаба Управления боевой подготовки. На учете в парторганизации состояло немало известных тогда военных деятелей — А. Я. Лапин, С. М. Буденный, Н. Н. Петин, В. Д. Грендаль, В. М. Примаков, И. В. Тюленев и другие. Они-то и отдали свои голоса молодому соратнику. Это был знак высочайшего доверия, и Г. К. Жуков оправдал его. Безупречной работой.

За два года работы в инспекции Жуков сработался с А. М. Василевским, также откомандированным туда. Оба с величайшей радостью узнали, что их задача проверять теоретические разработки в войсках, где они и пропадали большую часть времени. Шла доработка советской военной доктрины, а Жуков и другие в этой эпохальной для Вооруженных Сил деятельности продолжали учебу. Он работал рука об руку с командирами, которые прославленными маршалами и генералами привели Красную Армию к победе в 1941–1945 годах. Маршал Советского Союза И. X. Баграмян свидетельствовал: «Из всех нас он выделялся не только поистине железным упорством в достижении поставленной цели, но и особой оригинальностью мышления. На занятиях он частенько удивлял какой-нибудь неожиданностью. Его решения всегда вызывали наибольшие споры, и он с редкой логичностью умел их отстаивать. Хорошо зная его способности, я не удивлялся его поразительной, даже для тех лет, военной карьере. В отличие от некоторых военачальников предвоенного времени Г. К. Жуков обладал не только военным дарованием, без которого в годы военных испытаний не может получиться полководец, но и жестким характером, беспощадностью к недобросовестным людям… И еще одна черта характера Жукова мне бросалась в глаза. Если он чего-нибудь добивался, то крайне не любил идти к цели, как говорится, «медленным шагом, робким зигзагом». В таких случаях он шел напрямую».

Уже в середине тридцатых годов Жуков выделился среди старшего командного состава. Он принимал участие в разработке нового Боевого устава. При этом и выполнении других ответственных поручений он мог вынести личное представление о высшем командовании Красной Армии. Говоря о Ворошилове, Жуков отмечал:

«С ним сталкиваться мне пришлось чаще всего в 1936 году, во время разработки нового Боевого устава. Нужно сказать, что Ворошилов, тогдашний нарком, в этой роли был человеком малокомпетентным. Он так до конца и остался дилетантом в военных вопросах и никогда не знал их глубоко и серьезно. Однако занимал высокое положение, был популярен, имел претензии считать себя вполне военным и глубоко знающим военные вопросы человеком. А практически значительная часть работы в наркомате лежала в то время на Тухачевском, действительно являвшемся военным специалистом. У них бывали стычки с Ворошиловым и вообще существовали неприязненные отношения. Ворошилов очень не любил Тухачевского, и, насколько я знаю, когда возник вопрос о подозрениях по отношению к Тухачевскому, а впоследствии и о его аресте, Ворошилов пальцем о палец не ударил для того, чтобы его спасти.