Анализируя наступление Западного и Брянского фронтов, Жуков доказывал Ставке, почему нельзя спешить с ним на Воронежском фронте. Да, Центральный фронт пошел на Орел сразу после отражения немецкого наступления, хорошо дебютировал, но бьет немцев в лоб. В результате — очень медленное продвижение и неоправданные потери с нашей стороны. Зачем заранее обрекать себя на то же самое на харьковском направлении?
Тут прояснилось: командование Западного фронта неумеренно возгордилось своими достижениями. Командующий 11-й гвардейской армией И. X. Баграмян (впоследствии Маршал Советского Союза) через много лет рассказал, что из этого получилось. Оставив за скобками неумеренно оптимистические реляции в Москву, Баграмян сообщает: «28-го (июля) был важный разговор по ВЧ с Верховным Главнокомандующим. Он выразил удовлетворение действиями армии в Орловской операции и выделил нам крупное пополнение, чтобы поддержать наступление». Окрыленный Баграмян отправился в войска, чтобы форсировать наступление. От этого занятия его внезапно оторвал срочный вызов на КП армии, куда совершенно неожиданно прибыл Жуков. Прибыл на два дня в эту армию, оставив Воронежский фронт.
«Когда я прилетел на КП, — писал Баграмян, — то понял, что Георгий Константинович явно не в духе. Мое радужное настроение, вызванное похвалой Верховного и его обещанием помочь пополнением, как рукой сняло. Довольно сухо поздоровавшись, маршал резко спросил:
— Как это ты, Иван Христофорович, опытный генерал, уговорил своего командующего фронтом Василия Даниловича Соколовского принять явно неправильное решение — ввести 4-ю танковую армию на неблагоприятном для массированных действий танков волховском направлении, а не на хатынецком, где явно можно было бы добиться гораздо больших успехов. Идет третий год войны, пора бы уже научиться воевать и беречь людей и технику!»
Большой дипломат в военных погонах с пресловутым кавказским красноречием сумел отвести справедливые упреки прямодушного маршала, открыв, что он-де собирался действовать именно так, как того требует Жуков, но его не послушались и т. д. Дело кончилось тем, что Жуков отправился в 4-ю танковую армию, а «позже я узнал, — заканчивает Баграмян, — с каким искренним желанием помочь Георгий Константинович, порой рискуя жизнью, осматривал самые важные участки фронта наступления 4-й танковой армии». Весь опыт и сердце маршала-солдата восстали против того, чтобы бушевавшее здесь и на сопредельных фронтах жесточайшее сражение превратилось еще и в самое кровопролитное.
Конечно, никак не могло импонировать Жукову выявившееся было намерение Баграмяна в угоду Сталину наступать без оглядки. «Именно к этому периоду войны относится замечание Жукова: «Основных законов оперативно-стратегического искусства И, В. Сталин не придерживался. Он был подобен темпераментному кулачному бойцу, часто горячился и торопился вступать в сражение. Горячась и торопясь, И. В. Сталин не всегда правильно учитывал время, необходимое для всесторонней подготовки операции… Конечно, при этом приходилось серьезно спорить и выслушивать от И. В. Сталина неприятные и незаслуженные слова. Но тогда мы мало обращали на это внимания». «Мы» — это Г. К. Жуков и А, М. Василевский.
Им обоим потребовалось употребить немало сил, чтобы отговорить Сталина от опрометчивого решения немедленно идти вперед. Пришлось развенчивать и оптимизм иных генералов, которые после Курска фигурально грызли удила, рвались очертя голову в бой за Харьков. «Скрепя сердце после многократных переговоров Верховный утвердил наше решение, так как иного выхода тогда не было», — заметил Жуков. Около 10 дней армии двух фронтов набирались сил, сосредоточили до 230 орудий и минометов, 70 танков на каждый километр в районе прорыва.
В войсках — почти миллион человек, свыше 12 тысяч орудий и минометов, 2400 танков и самоходных орудий, 1300 самолетов — таковы силы Воронежского и Степного фронтов. Они много сильнее врага, но…
На белгородско-харьковском направлении у врага семь оборонительных рубежей. Населенные пункты превращены в мощные узлы сопротивления. Глубина обороны — 90 километров. А войсками управляет тот, кто считается в вермахте самым разумным, — поворотливый и инициативный генерал-фельдмаршал Манштейн.
Значит, здесь и мое место, рассудил Г. К. Жуков. С утра