Жук<br />(Том I)

— Если докажешь, что Лессинхэм виновен в убийстве, закон будет весьма полезен. Уверяю, в подобной ситуации закону англичан все равно, что за человек перед ним. Докажи, что Пол Лессинхэм виновен, и болтаться ему на виселице так же, как какому-нибудь Биллу Брауну.

— Это правда?

— Правда, и если тебе того захочется, то подтверждение не заставит себя ждать.

Он поднял голову и уставился перед собой, столь гневно сверкая выразительными глазами, что мне стало не по себе.

— Его покроют позором?

— Еще каким позором.

— Перед всеми?

— Всеми-всеми — как господами, так и дамами.

— И его повесят?

— Если докажут, что он виновен в предумышленном убийстве, то да.

Его уродливое лицо засветилось дьявольским ликованием, отчего стало еще более отталкивающим, хотя, казалось бы, это уже невозможно. По всей видимости, я подкинул ему мысль, восхитившую его.

— Наверное, в конце я так и сделаю, но в конце! — Он распахнул глаза, а затем зажмурился, точно восторженно любуясь картиной, нарисованной ему воображением. Потом опять их открыл. — А пока я отомщу ему по-своему. Он уже знает, что отмщение идет за ним по пятам — у него есть все основания так считать. Он станет думать об этом днями и ночами, эта мука будет хуже смерти — да, многих смертей. Ибо он поймет, что ему не скрыться, что солнце исчезло с небосклона, что час за часом его будет душить страх, с утра до ночи, куда бы он ни обратил свой взор, — и в этом суть и дух моей мести, в том, что он почувствует, как каждый новый день несет ему смертные муки, а сама СМЕРТЬ, НАСТОЯЩАЯ СМЕРТЬ, все ближе и ближе… он предстанет пред ней, когда того пожелаю я!

Он говорил как вдохновенный безумец. Если хотя бы половину из этого он говорил всерьез — а по его виду и тону сомневаться в правдивости не приходилось! — то Пола Лессинхэма ждало многообещающее будущее; и, в сложившихся обстоятельствах, Марджори тоже. Именно эта промелькнувшая последней мысль заставила меня придержать коней. Либо фанатичного наглеца окоротит сам Лессинхэм или кто-то, кто выступит на его стороне, после чего, если им хватит сил причинить ему вред, вся его страстная речь будет пустым сотрясанием воздуха; либо необходимо предупредить Марджори, что в жизни ее суженого есть по меньшей мере один эпизод, на который, пока не стало слишком поздно, требуется пролить свет. Не может быть и речи о том, чтобы позволить Марджори навсегда связать свою судьбу с судьбой Апостола, не предупредив ее с самого начала, что его, во всех смыслах, преследуют тайны.

— Какие громкие слова!

Моя реплика остудила горячую кровь гостя. Он вновь вперил взгляд в пол и скрестил руки на груди.

— Молю хозяина о прощении. Моей ране не зарасти.

— Кстати, в чем секрет происшествия, случившегося нынче поутру, — того казуса с тараканом?

Он тут же поднял глаза.

— С тараканом?.. Не понимаю, о чем речь.

— Ну, или с жуком?

— Жук! — Кажется, у него мгновенно сел голос: он просто выдохнул это слово.

— После твоего ухода мы, на листке бумаги, нашли великолепно выполненный рисунок жука, который, как я полагаю, был оставлен тобой… Scaraboeus sacer, священный скарабей, верно?

— Не знаю, о чем ты, хозяин.

— Эта находка оказала довольно необычное воздействие на мистера Лессинхэма. Итак, почему это произошло?

— Я ничего не знаю.

— О нет, знаешь — и прежде чем ты отсюда уйдешь, я намерен разобраться в вопросе.

Мой собеседник дрожал и озирался, выказывая признаки крайней тревоги. Я не сомневался: в том древнем скарабее, столь часто возникающем в неизведанных по сей день тайнах египетской мифологии, имелось нечто, что было просто необходимо узнать, раз мимолетный взгляд на картуш[14] с его изображением — а рисунок весьма походил на творения этого рода — произвел столь сильное впечатление на такого хладнокровного человека, как Пол Лессинхэм: его поведение, по моему разумению, говорило само за себя. Я решил, если возможно, дойти до сути прямо здесь и сейчас.

— Послушай-ка, приятель. Человек я простой и говорю без обиняков — это нечто вроде моей страсти. Ты так же без обиняков излагаешь мне сведения, меня интересующие, или я применяю против тебя свою магию, а в этом случае, по-моему, весьма вероятно, что тебе очень даже не поздоровится.

Я потянулся к рычагу и опять продемонстрировал электрический разряд. Он тут же затрясся вдвое сильнее.

— Хозяин, не знаю, о чем ты.

— Не лги мне… Ответь, по какой причине при виде изображения на листке Пол Лессинхэм весь позеленел да пожелтел.

— Спроси его, хозяин.

— Возможно, позже я именно так и поступлю. Но сейчас тебе держать ответ. Говори или берегись бури.

Я продолжил электрическое представление. Он гневно взирал на него, будто хотел остановить взглядом. Затем, словно устыдившись собственной трусости, неожиданно предпринял отчаянную попытку подавить свой страх — и преуспел сильнее, чем я ожидал или мне хотелось бы. Он взял себя в руки, призвав достоинство.

— Я дитя Исиды!

Я мгновенно понял, что он сказал это не для того, чтобы впечатлить меня, но дабы поднять себе дух.