Сидящий на козлах Кебмен наклонился в мою сторону и снова позвал меня – как мне показалось, заискивающим, просительным тоном:
– Запрыгивайте внутрь, сэр, будет лучше, если мы отправимся дальше своей дорогой.
Я забрался в кеб, и мы двинулись прочь. Но не успели мы отъехать от места остановки и дюжины ярдов, как я снова оказался на тротуаре. На этот раз я выскочил прямо на ходу, не прося возницу остановиться. Он, видя, что я снова выпрыгнул на улицу, все же натянул поводья.
– Ну же, сэр, а теперь что не так? Так вы можете повредить что-нибудь – а потом скажете, что в этом повинен я.
Я краешком глаза заметил в тени перил припавшего к земле кота – черного, как ночь. Похоже, когда я незадолго до этого уловил на крыльце какое-то движение, это был он. Мне удалось подобраться к нему и схватить его за загривок – должно быть, животное либо хотело спать, либо по каким-то причинам утратило природную осторожность, что с кошками случается крайне редко.
Как только мы оказались в моей лаборатории, я посадил кота в прозрачный стеклянный ящик.
– Зачем вы его туда запихнули? – поинтересовался Перси, удивленно глядя на меня.
– Скоро увидите, мой дорогой Перси. Вы станете свидетелем эксперимента, который для представителя законодательной власти – а вы ведь законодатель! – должен представлять огромный интерес. Я собираюсь в весьма ограниченных масштабах продемонстрировать действие силы, которую, по большому счету, предлагаю использовать в интересах моей родной страны.
Вудвилл, однако, не проявил никакого интереса к моим словам. Он рухнул в кресло и заговорил о своей нелюбви к кошкам.
– Ненавижу кошек! – бормотал он. – Выпустите этой животное, и пусть катится ко всем чертям. Мне всегда неприятно, когда в помещении, где я нахожусь, оказывается кошка.
– Бросьте, Перси! Этот кот вам мерещится. Вам нужно хлебнуть виски – и вы сразу почувствуете себя веселым и жизнерадостным.
– Не хочу я больше ничего пить! Я и так уже перебрал!
Не обращая внимания на его слова, я налил в два стакана по хорошей порции напитка. Перси, как видно, не отдавая себе толком отчета в своих действиях, тут же выплеснул себе в горло больше половины содержимого стакана, который я ему вручил. Затем он поставил стакан на стол, уронил голову на руки и застонал.
– Господи, что бы подумала обо мне Марджори, если бы увидела меня сейчас?
– Что бы она подумала? Да ничего. С какой стати она будет о вас думать, когда есть кое-кто, интересующий ее куда больше, чем вы?
– Я чувствую себя просто ужасно! Кажется, я напился!
– Ну и пусть! – воскликнул я. – Только, ради всего святого, будьте веселым пьяным, а не нализавшимся страдальцем. Приободритесь, Перси! – Я похлопал его по плечу с такой силой, что чуть не опрокинул из кресла на пол. – Сейчас я покажу вам один маленький эксперимент, о котором говорил! Вы видите этого кота?
– Конечно, вижу! Вот зверюга! Я хочу, чтобы вы его выпустили!
– С какой стати? Вы знаете, чей это питомец? Это кот Пола Лессингема.
– Пола Лессингема?
– Да, Пола Лессингема – того самого человека, который сегодня вечером выступил в палате общин. Мужчины, в обществе которого уехала Марджори.
– А откуда вы знаете, что этот кот принадлежит ему?
– Я этого не знаю, но верю, что так оно и есть. Я предпочитаю в это верить – и верю. Кота мы обнаружили рядом с его домом – значит, это кот Лессингема. Таков ход моей мысли. Запихнуть в этот ящик самого Лессингема я не могу, а потому сажаю туда его питомца.
– Но зачем?
– Увидите. Посмотрите на него – похоже, он просто счастлив.
– По нему этого не скажешь.
– Каждый демонстрирует радость и счастье по-своему. Кот Лессингема делает это вот так.
Животное в ящике, казалось, совершенно обезумело. Кот бешено бросался на стеклянные стенки своей тюрьмы, метался из стороны в сторону, вопил и шипел не то от ярости, не то от страха, а может, от того и другого одновременно. Вполне возможно, он предчувствовал что-то крайне неприятное – нельзя отрицать, что животные, стоящие ниже человека на эволюционной лестнице, обладают хорошо развитой интуицией.
– Как-то смешно он выражает свою радость, – пробормотал Перси.