Жук

– Я скажу вам одну вещь. Только не смейтесь надо мной – я вовсе не сумасшедший. Видите ли, я так понимаю, что последние научные исследования показали: даже самые удивительные и неправдоподобные легенды имеют под собой некую фактическую основу. Можно ли быть совершенно уверенным в том, что в этой вере нет ни крупицы правды?

– В какой вере?

– В той, что жрец культа Изиды – или поклонник этого культа – может после смерти превратиться в жука-скарабея?

– Лессингем, мне кажется, что вы недавно случайно набрели на какие-то исключительно интересные данные, и теперь ваш долг – сообщить о них миру. Ну или той крохотной его части, которую представляю собой я, ваш покорный слуга. Ну же, расскажите мне – чего вы боитесь?

– Я ничего не боюсь, и, когда придет время, вы обо всем узнаете – но не сегодня. А сейчас ответьте на мой вопрос.

– Тогда повторите его – и ясно сформулируйте.

– Можно ли с абсолютной уверенностью утверждать, что вера, будто служитель культа Изиды или кто-то из его поклонников может после смерти обратиться в жука, не имеет никаких реальных оснований?

– Я об этом знаю не больше, чем любой другой человек, – да и откуда, черт возьми, мне знать про это? Подобная вера могла иметь символический характер. Христиане верят, что после смерти человеческое тело приобретает форму червей, а в некоторых случаях – угрей. И так оно в каком-то смысле и есть!

– Я не это имею в виду.

– А что тогда?

– Послушайте. Если бы человек, в достоверности слов которого не может быть ни малейших сомнений, заверил вас, что видел подобную трансформацию, – могли бы этому найтись какие-то разумные, научные объяснения?

– Чему – что он видел, как жрец культа Изиды превратился в жука?

– Ну да – или последователь культа Изиды.

– До или после смерти?

Тут Лессингем заколебался. Мне редко приходилось видеть, чтобы он проявлял к чему-либо такой интерес, как сейчас к поднятой им теме (откровенно говоря, меня она тоже заинтриговала). Но внезапно я заметил в его глазах какое-то странное, необычное выражение, похожее на неподдельный ужас.

Когда он снова заговорил, в голосе его прозвучали опять-таки совершенно нехарактерные для него нотки неловкости и смущения.

– Ну, скажем так – в момент наступления смерти.

– В момент наступления смерти, вы говорите?

– Ну да. Предположим, что кто-то видел, как последователь культа Изиды умирает – и превращается в… жука. У такого явления может быть какое-то научное объяснение?

Я некоторое время смотрел на моего собеседника в молчаливом изумлении. Да и кто в такой ситуации повел бы себя как-то иначе? Особенно поражало то, что столь необычный вопрос был задан таким человеком, как Лессингем. Впрочем, у меня стали появляться подозрения, что за всем этим стоит нечто еще более странное и необычное, чем то, о чем он меня спрашивал.

– Послушайте, Лессингем, я вижу, что ваша история и в самом деле весьма необычна. Так расскажите же ее! Если я правильно понимаю, речь идет о чем-то таком, что выше любых обещаний молчать и прочих принципов, которыми люди обычно руководствуются. В любом случае это просто нечестно с вашей стороны – сначала раздразнить мое любопытство, а потом так и оставить меня терзаться догадками.

Лессингем снова пристально взглянул на меня, и я увидел, как интерес в его глазах быстро угасает. Еще несколько секунд – и на лице моего собеседника вновь появилась обычная для него сдержанно-равнодушная маска, напрочь скрывающая какие-либо эмоции. Тем не менее я почувствовал, что Лессингему не понравилось то, что он прочел на моем лице.

– Насколько я понимаю, вы придерживаетесь мнения, что мне наговорили всякой ерунды. Что ж, так оно, наверное, и есть.

– Но в чем состояла эта ерунда? Вы что, не видите, я буквально сгораю от любопытства?

– К сожалению, Атертон, для меня это вопрос чести. До тех пор, пока я не получил разрешения рассказать все кому-то еще, на моих губах печать молчания. – Лессингем взял со стола свои шляпу и зонт и, держа их в левой руке, протянул мне правую. – Я очень благодарен вам за то, что вы уделили мне столько времени, оторвавшись от своих занятий. К несчастью, я отлично знаю, как это неприятно, когда тебе мешают. Поверьте, я обязательно вознагражу вас за ваше терпение. А это что такое?

Внимание Лессингема привлек листок бумаги, лежавший на полке примерно в футе от того места, где я стоял. По размеру он был в половину почтовой открытки. Именно на него был устремлен взгляд моего собеседника. И тут вдруг произошла удивительная вещь. В какие-то доли секунды с Лессингемом случилось нечто странное. Он уронил на пол шляпу и зонтик и стал пятиться, вытянув перед собой руки, словно пытался отстранить от себя или оттолкнуть что-то или кого-то – пока не уперся спиной в стену. Мне еще никогда не приходилось видеть, чтобы человек вел себя так необычно.

– Лессингем! – воскликнул я. – Что с вами такое?