– Вот я и спрашиваю тебя: этот человек принял тебя как друга, помог тебе в беде и не попросил никакой платы. Неужели после этого тебе так важно, что у него между ног?
Жуга медлил с ответом.
– Ты говоришь о Гертруде то «он», то «она», – сказал он наконец. – Как мне теперь её звать?
– Ты сам ответил на свой вопрос, – вздохнул Золтан. – Человек, это ведь не только его естество. Одной одежды тоже недостаточно. Она живёт как женщина, двигается, говорит и мыслит как женщина. Те, другие, которые в тавернах подрабатывают шлюхами, они играют в это. Плохо ли, хорошо, но играют. Притворяются. А она не играет. Взгляни правде в глаза: Кай давно уже умер. Зови её Герта. Она будет тебе благодарна. Да, кстати, если говорить о любви… ты не одинок в своих страданиях.
– Что? – травник поднял голову. – Это ты о чём?
– О Вильяме. Похоже, он к ней тоже неровно дышит.
– Вилли?! Чёрт! – Жуга ударил кулаками в парапет. – Чёрт, чёрт! Только этого недоставало! Ну что за жизнь! Как только думаешь, что всё в порядке, всё тут же идёт наперекосяк.
– Похоже, то, как вы разделали Селёдку, произвело на него впечатление.
– Сопляк, – травник сплюнул. – Он так и не понял, насколько был близок к смерти. Да, это может добавить нам хлопот…
– Правду знаем только ты и я. Позаботься, чтобы Вильям не узнал.
Жуга медленно кивнул, глядя вниз, на холодную воду канала, и Золтан не стал продолжать разговор на эту тему.
– Я разузнал то, что ты просил, – сказал он вместо этого. – Цурбааген – город морской, молочные хозяйства здесь не в чести, сыров хватает привозных. Свой сыр здесь варит только Аксель Бауэр, причём три сорта. Говорят, вкусные, хотя я не пробовал. Это на восточной окраине, за сукновальней Гинбера. Выяснить было не так уж сложно. Вот только не могу взять в толк, зачем это тебе понадобилось.
– Там Арнольд.
– Что?
– Я сказал, что там Арнольд. Наверное, и Линора тоже там.
– С чего ты взял?
– Долго объяснять. Как туда пройти?
– Нет, погоди, погоди, – Золтан протестующе поднял руку. – Пусть даже ты прав, тебе нельзя туда! Наверняка он там не один. Я пошлю своих людей, они всё выяснят…
– Хватит, Золтан! – травник обернулся к нему с лицом мрачнее тучи. – Ты опять играешь в свою игру: всё у тебя по полочкам, всё расписано… А я так не могу! Твоя игра – это моя жизнь. Я боюсь опоздать. Ли плохо, но она ещё жива. Я должен успеть.
– Всё ещё хочешь вернуть её?
– Хагг, хватит! Хватит! – Жуга метнулся прочь от парапета. – Яд и пламя, как ты не поймёшь…
Отступая, он ненароком толкнул проходившего мимо человека. Обернулся, бросил устало: «Я извиняюсь» и двинулся дальше, но не тут-то было. Прохожий – одутловатый малый лет восемнадцати, добротно одетый и уже при мече, ухватил травника за полу рыжего плаща, рванул и развернул лицом к себе.
– Он извиняется! – воскликнул он и обернулся, апеллируя к дружкам, которые, как оказалось, следовали позади. – Ха-ха! Нет, вы только посмотрите на него! Он извиняется!
Те нестройно заржали. На скулах у травника заходили желваки.
– Я ведь, кажется, ясно сказал, что извиняюсь, – повторил он.
– А мне плевать, что ты сказал! – парнишка продолжал наседать на травника, с акцентом перекрикивая ветер. – Я не позволю… – он вынул меч. – И ты не сметь… не смеешь… Раз носишь меч, так вынимай его и дури… умрись как мужчина!
– Дуэль! Дуэль! – с восторгом подхватила пьяная компания. – Сражайтесь, чёрт дери!
От заводилы крепко разило табаком и пивом. Травник помедлил, исподлобья оглядел всех четверых.
– Что ж, – сказал он, – ладно. Пусть будет так.
Одним движеньем травник выхватил меч и с разворота перешёл в атаку. В три удара оттеснил противника к парапету и с коротким шорохом заплёл стальное кружево. Клинок забияки взлетел в воздух. Студиозус рванулся подхватить его, порезался и выронил опять, да так и остался стоять, глядя, как меч упал в воду и утонул.
– Моё почтенье, – травник отсалютовал, вернул меч в ножны и быстрым шагом удалился. Рыжее крыло плаща взметнулось на ветру и скрылось за углом. Три подгулявших парня оторопело смотрели ему вслед, забыв про своего дружка, который, пыхтя и ругаясь, зажимал порез на ладони. Золтан притворился, будто смотрит в сторону. Наконец они опомнились, шумно засуетились над раной и вскоре ушли.
Золтан задумчиво смотрел на переулок, в котором скрылся травник.
– Весь мир скользит по льду… – произнёс он негромко. – Может, не такая уж плохая штука эта АэнАрда? Неужели он таки понял, что нельзя делить людей только на чёрных и белых?
Мгновение он колебался, затем поглубже нахлобучил шляпу, запахнул плащ и решительно зашагал в другую сторону, бормоча себе под нос: «И сказал волк Красной Шапочке: «Вот эта дорога ведёт к твоей бабушке» и указал ей на длинную. А сам побежал короткой…»
С этими словами он ускорил шаг и растворился в мокрых сумерках зимнего Цурбаагена.