Жрецы

"В оной вотчине, - писал Рыхловский губернатору, - господствует великое попустительство. Нет никакого смотрения за крепостною мордвою, ибо сам Бакар Вахтангеевич круглый год живет при дворе ее величества в Санкт-Петербурге, а землею его управляет человек не русский, кавказец, князь Баратаев. Будучи иноплеменником, склонен он не к русским людям, а к иноплеменникам же..." (На это место своего письма Рыхловский особенно настойчиво напирал, считая, что в дни наступившего гонения на немцев упрек в иноплеменности может принести ему большую выгоду.) Филипп Павлович доносил на "изрядную щедрость к крепостной мордве" князя Баратаева, причиняющую убытки не только соседям-помещикам, но и самому владельцу вотчины царевичу Бакару, которому Рыхловский также написал донос, думая, что царевич рассердится на своего управляющего и прогонит его вон из усадьбы. В письме к царевичу он обвинял князя Баратаева в непомерной гордости, закончив письмо словами: "гордость человеческая бывает причиною гибели других".

Вот почему в тот день, когда Рыхловский узнал о прибытии в Нижний епископа Димитрия Сеченова, известного ему дотоле сурового гонителя иноверцев, прославившегося по всей Волге своей новокрещенской конторой, он решил немедленно же ехать в Нижний повидаться с новым епископом и все ему по душам рассказать, прося защиты и покровительства в борьбе с терюханской мордвой.

Рыхловский убежден был, что сила на его стороне, ибо ему было хорошо известно отношение царицы к крепостным крестьянам. В июле 1742 года, еще только вступив на престол, новая царица уже взялась за крестьян, издав указ о том, чтобы "крестьяне от помещиков своих не бегали и о записке в военную службу не просили. Если же вздумают они уйти от помещиков, то несут жестокое наказание: биты будут кнутом и сосланы будут в работы вечно"... Выходило: насчет крепостных крестьян можно не беспокоиться. Дело ясное, но ведь у многих вотчинников кое-что имеется и в городе. Царица весьма поощряла предприимчивость помещиков.

Филипп Павлович и его соседи дворяне, как и другие российские помещики, значительно расширили теперь свое полеводство, сбывая в Нижнем хлеб и прочее зерно. Наибольшее место в полях они старались теперь уделить льну и конопле, а на Суре усердно сводили леса, сбывая опять-таки все в городе. Кое-кто даже открыл у себя полотняные, парусные, суконные и стекольные заводы.

Филипп Павлович, разумеется, и тут пошел впереди всех. Чтобы далеко не возить свой хлеб для продажи и не расходовать на это излишних денег, он открыл у себя в вотчине два винокуренных завода (монахи соседнего Оранского монастыря надоумили). Царица Елизавета, не сочувствуя дворянам, уезжавшим из своих усадеб, поощряла оседлое дворянство. За ним именно и была закреплена теперь монополия винокурения. Как же Филиппу Павловичу после этого сидеть сложа руки? Какой другой товар найдешь на Руси, который бы такой большой спрос имел, как вино? В городе у него тоже было кое-что. Еще с петровских времен держал Филипп Павлович в Кунавине близ Нижнего железный завод. А живя на Суре, открыл в Нижнем и меховой лабаз. Скупал у охотников-чувашей, черемисов и мордвы шкурки лесных зверей и выделывал меха. Но и тут нашлись у него враги, которые мешали его нижегородским делам: немец Штейн и некрещеный еврей Гринберг.

Штейн - с давнего времени большая помеха Филиппу Павловичу в его слесарно-кузнечном заводском промысле, Гринберг - в меховой торговле. Прошлым летом Гринберг забил своею торговлею Рыхловского на Макарьевской ярмарке и получил прибыль значительно большую, нежели он, Рыхловский, и больше внимания заслужил со стороны приезжих купцов. Это ли не обидно? Он, раб божий Филипп, человек православного вероисповедания, бывший первой гильдии персона, ныне дворянин, отмеченный некогда самим Петром, подарившим ему землю на реке Суре за успехи в овчарном производстве, он русский, исконный купец - остался в хвосте у еврея! Допустимо ли это? Но и этого мало. Крестьяне села Мурашкина навезли ему, еврею, для продажи в прошлом году целые воза рукавиц, тулупов и шапок, и казна все это купила у еврея по весьма выгодной цене, обойдя его, Рыхловского, и носятся слухи, что губернатор Друцкой по неизвестной причине покровительствует Гринбергу. (Может быть, пользуется от него тайными приношениями? Кто знает?!) Мордва и чуваши, как назло, тоже только Гринбергу и тащат звериные шкуры.

Все это не давало покоя Филиппу Павловичу.

Теперь он задумал действовать решительнее: настали удобные для него времена. Димитрий Сеченов может помочь.

"Дай господи здоровья ее императорскому величеству! - ликовал в душе Филипп Павлович. - Дело ясное: на престол вступила настоящая, истинно русская царица, дочь великого Петра, поднявшая скипетр свой на изгнание и истребление немцев".