Жрец

Беловолосый парень, с любопытством оглядывающий скромное жилище священника, остановил свой взгляд на мне и приветливо улыбнулся, помахав рукой. Кивнув ему в ответ, я с интересом посмотрела на других людей, таких разных и несколько странных, в сравнении с обычным населением этих краев. Непривычный цвет волос, сам покрой одежды, а у одного даже костяная маска на лице. У нас в империи, в отдаленных ее частях, многие люди исповедуют культ древнего бога и так же носят на лице подобные маски, вырезанные из костей животных и расписанные текстами заклинаний и орнаментами. Выглядит это довольно жутко, стоит признать, однако пока они не причиняют никому вреда, не вторгаются в чужие храмы и души с навязыванием своей веры и не убивают во ее святое имя, то разве имеет значение, в каких богов они верят и как рядятся ради поддержания огня в своих душах?

Закончивший за что-то распинать жреца Юн повернулся в мою сторону и замер, удивленно моргнув. Он открыл было рот что-то сказать, но так же молча закрыл его, по-прежнему не сводя с меня ошарашенного взгляда и, вероятно, что-то напряженно обдумывая, столько уж неприятных эмоций сменилось на его лице. Наконец он вновь посмотрел на Ик-су и тут уже дал волю своим чувствам:

– Чего творишь, – воскликнул мальчишка, наступая, – старый ты извращенец!

От его пронзительного голоса я поморщилась: голова из-за болезни и почти бессонной ночи, казалось, была наполнена раскаленным свинцом, а теперь внутри зажгло еще сильнее. Мне прямо сейчас захотелось стукнуть парня чем-нибудь увесистым, лишь бы только он заткнулся, но тот еще с четверть часа что-то втолковывал пунцовому жрецу, бурно размахивая руками. Слов его я не разобрала из-за шума и стука в голове и, не дожидаясь конца горячего монолога, в ходе которого несчастному священнику, вероятно, изложили все постулаты праведной жизни, буркнула, что схожу, прогуляюсь и вышла на улицу, где уже занимался рассвет.

Прохладный и влажный воздух приятно коснулся разгоряченной кожи клочьями утреннего тумана. Дождь уже стих, осыпавшись росой на поникшие к земле толстые листья росших повсюду кустов, после продолжительного ливня утративших весь свой цвет, нежные лепестки которого сейчас смешались с грязью и землей у их корней. От соломы, покрывающей черепичную крышу, исходил резкий, но приятный запах, сладкий и хмельной. В светлую утреннюю тишину вплетается тихое ворчание Юна, все еще доносящееся из дома, и звонкий, прерывистый клич ранних птиц.

Дверь за моей спиной приоткрылась, и на крыльцо вышел жрец.

– Риса, – он набросил мне на плечи плащ, – тебе не нужно уходить. И не слушай Юна, он поворчит и успокоится. Просто он привык, что обычно мы всегда были вдвоем, никого близко не пуская в наши жизни, вот он и испугался, что останется один, без единственного друга и поддержки. Не переживай из-за его слов.

– Я его и не слушала, – поведя плечами, выдохнула, и лицо окутала на мгновение легкая дымка пара. – Голова сильно болит, мне все равно сейчас на слова этого мальчика, чтобы он там ни сказал. Я действительно не люблю подобных сборищ. Да и не привыкла к ним: у нас во дворце всегда было тихо и малолюдно. Император, человек замкнутый и суровый, никогда не любил суеты и гама людских разговоров, окружая себя лишь покорными и безмолвными слугами. Не беспокойся обо мне. Прогуляюсь до озера, где ты молишься постоянно, и, надеюсь, перестанет болеть голова. Удели внимание Юну. Я уверена, он скучал по тебе.

Улыбнувшись Жрецу, я спустилась по влажной лестнице и, осторожно ступая по раскисшей после дождя земле, направилась к озеру, надеясь, что хотя бы на несколько дней погода успокоится и выглянет солнце, что прогреет воздух, а быть может, его жар достигнет и наших замерзших душ.

Над стеклянной гладью озера, удивительно спокойной в это время, стелется туман, а вода хрустально разносит вокруг птичий щебет. Я встала на край обрыва, с наслаждением вслушиваясь в величественный шум обрушивающегося со скал водопада. Полный будоражащих и чистых запахов, пробужденных грозовым дождем, ласковый ветер подхватил полы моего плаща, отбрасывая их назад. Сделав глубокий вдох, я ощутила привычную тяжесть в груди и, медленно выдохнув, на мгновение прикрыла глаза, мысленно сливаясь с переливчатым шумом воды.

Спустившись на берег по неровной, обрывистой тропинке, я постелила возле одного из разваленных по берегу массивных камней плащ и села на него, подобрав под себя ноги и прислонившись лбом к шершавой, холодной поверхности камня. Стук в голове лишь усилился, а дышать стало еще тяжелее; я ощутила как кислота, словно сжигает меня изнутри, подбираясь к горлу. Поднявшись на ноги, я хотела приблизиться к озеру, надеясь, что мягкая вода приведет меня в чувство, но легкие обожгло болью, и мир провалился для меня в пустоту.

***