Жора, Иваныч, Саша и Сашенька

До обеда мы управились. Съездили в мелкооптовый магазин, где я докупил еще разных продуктов, вина и яиц. Затем заехали за аккумулятором, потому что турчанка сказала, что тот, что в автобусе, слабенький. На всякий случай по совету Ханса я купил жидкость в баллончике для того, чтобы не обмерзало лобовое стекло.

После обеда собирался выезжать, но Татьяна отговорила меня, сказав, что лучше поехать завтра утром, чтобы до темноты пройти немецко-польскую границу.

Если бы она только знала, какие судьба приготовила мне коврижки.

Позавтракав, мы вышли на улицу. Еще не рассвело. Правда, света хватало и от фонарей. Моя машина стояла как раз под одним из столбов и достаточно хорошо освещалась, чтобы еще издали я увидел – стекло полностью заиндевело.

– Ну что, сам справишься? – спросила Таня, или остаться Хансу на всякий случай.

Я сказал, что справлюсь, потому что вчера все проверил, аккумулятор новый, только стекла отскрести от инея – и все. Я знал, что они едут заключать договор на новое свое жилье, и мне не хотелось больше их напрягать своими делами. Тем более, что все «на мази». Хотя, конечно, мне очень не хотелось оставаться одному, как маленькому ребенку, которого покидают родители, куда-то отлучаясь. И, тем не менее, я осознавал – одному мне теперь куковать еще придется долго. Посреди «долбанной Европы». Без знания языка. Без связи с теми, с кем можно посоветоваться в случае чего.

Мы тепло попрощались, обнявшись по очереди. Похлопали с Хансом друг друга по плечам. Я сказал, что жду их с ответным визитом в гости, когда приедут к нам. И они ушли к своему «Пассату», стоявшему чуть поодаль передом к зданию, и потому с чистым лобовым стеклом. Через пару минут они укатили – Ханс никогда не прогревал двигатель.

Начинались мои приключения.

Я совсем не подумал о скребке, потому что до этого утра иней меня не волновал, и даже мысли не возникало на эту тему. А пока мы прощались, ее почему-то тоже не возникало – ни у меня, ни у Ханса. Сказывалась озабоченность каждого своими раздумьями. Я – о своем одиночестве, а он, видимо, о квартире. А сейчас пришла насущная проблема.

Вентилятор «печки» гнал ледяной воздух, и надежды на его потепление не было. Я пожалел, что не хватило ума спросить у турчанки, где стоит переключатель, потому что после безуспешных поисков, пришло понимание, что это осуществляется не из салона. Мозг стал соображать, чем же «отодрать» стекла. Под водительским сидением нашлась коробка от магнитофонной кассеты. «Здорово! Вот у меня и скребок есть».

Иней снимался легко. «Подумаешь, каких-то три-четыре градуса». Но появилась другая проблема: стекло снова запотевало, и ничего не было видно. И тут я вспомнил, что купил «незамерзайку».

Лучше бы я этого не делал.

Когда стекло покрылось распыленной на него жидкостью, оказалось – туманности это не поубавило, а, наоборот, прибавило. Дворники размазывали по стеклу содержимое баллончика, от чего оно оказывалось мутным, и все за ним виделось не в резкости. Спасибо турчанке: в «бардачке» нашелся рулон бумажных полотенец. Я протер, как мог, тщательно «лобовуху» снаружи. Потом – изнутри, потому что, пока сидел и соображал, выключил вентилятор «печки», чтобы от стекла не дуло холодным воздухом в лицо. «Надо трогаться, иначе зависну до солнца». Я рассчитывал, что поток воздуха при езде подсушит стекло, а изнутри чтобы не запотевали стекла – оставлю приоткрытой форточку. «Скоро потеплеет», – обнадеживало подсознание.

И я тронулся. Через каких-то несколько километров, стекло уже не искажало внешнего вида. Вот-вот из-за горизонта выглянет солнышко. «Куртка у меня теплая, свитер теплый, перчатки зимние – все нормально». Единственное, что досаждало – мерзли ноги, и особенно, коленки. Но у меня в сумке есть плед, который я брал в дорогу на случай, если по дороге в Германию, в автобусе будет холодно. Это был опыт, приобретенный в коммерческих поездках в Польшу. Когда сидишь у окна, даже в теплом автобусе все же не жарко. А когда я уезжал, было двадцать восемь мороза…

Сознание вытащило из небытия автовокзал, «юных ментиков, браво и бескомпромиссно тянущих свою лямку», замерзающую «бомжиху»… «Женщину», – поправился я, ощутив подобие легкого неудобства перед ней. «Может, ее уже и в живых-то нет?»

Джинсы, обтягивающие на изгибе ноги, настывали, и коленки уже промерзли настолько, что было невмоготу. В первом же «кармане» я остановился и достал из сумки плед. Сходил в туалет – холод стимулировал повышенное желание посетить это заведение. Размялся немного. И когда сел в машину и накрыл ноги пледом, ощутил почти что состояние счастья. Вот оно: «все познается в сравнении». Вспомнил Пушкина, и улыбка сама собой появилась на лице: «Ай, да Дёнька, ай, да сукин сын – пледик взял с собой. Молодец!»