Жлоб на крыше

В начале 16 века Москву посетило шведское посольство. В составе посольства имелся английский лекарь с типично английской фамилией Джонкинс. Посольство обосновалось в Москве надолго, многие служащие взяли местных жен, обзавелись дворами. Доктор тоже женился на дочери состоятельного боярина, который отписал иностранному зятю несколько деревень с землей и холопами.

Царские писцы, не сильно разбиравшиеся в заграничных языках, прочитали латинскую «н» как русскую «п». И в дарственных документах отразили фамилию доктора как Жопкин. Доктор, до последних дней не знавший этого варварского языка, на ошибку писцов внимания не обратил. Получал с деревенек деньги и пропитание, а в летнее время выезжал с инспекцией. Но, поскольку языка он не знал, вся инспекция сводилась к порче крепостных девок. Так что в Москву доктор возвращался довольный и немного усталый.

Наследников доктора произношение их русской фамилии нисколько не беспокоило, поскольку общались они с окружающими по-немецки да по-английски. А вот следующее поколение, вышедшее в купцы и промышленники, поначалу задумалось. Как, мол, так: «Мануфактура Жопкина» или «Пароходство Жопкина». Надо срочно что-то делать. Но нашелся среди наследников проницательный и мудрый купец.

– Не годится, – сказал он, – нашу исконно русскую фамилию менять. Это же надо менять документы на деревни, на земли, на прииски, на шахты, на… В общем, были Жопкиными и останемся ими.

И оказался прав. Привык народ. И безо всякой иронии говорил: «Надо бы в жопку сбегать за селедкой» или «Пойдем в жопку, возьмем лафитничек водки».

Тут наступили новые времена. Земли отобрали, деревеньки переименовали. Поначалу под революционный запал «Жопкино» переименовали в «Красное жопкино», а «Большое жопкино» – в «Большое красное жопкино». Потом комитеты бедноты, протрезвев, устыдились, и слово «жопкино» исчезло из революционных документов. Теперь остались села Большое, Красное, Нижнее и т. п.

Хозяева сел и земель в основном успели выехать, вспомнив о своем английском происхождении. Но не все: кого-то расстреляли, а один из Жопкиных поддался обаянию революционной теории и пошел служить по военной части. И вот однажды вызывает его комдив:

– Вот что, Иван. Решил я выдвигать тебя на комполка. Но с твоей фамилией не стану. Пойми, в Москве засмеют. Сам товарищ Троцкий будет первым смеяться. Так что иди, посоветуйся с комиссаром и придумай себе другую фамилию.

Вернулся Жопкин к себе, вызвал комиссара Рабиновича, и вскоре была придумана новая фамилия. Комиссар, не мучаясь, просто перевел русское слово на идиш, язык, на котором он говорил в своем Бобруйске.

И вскоре недавно назначенный комполка Тухесов получил орден Красного Знамени. Карьера у него шла успешно. Но вот однажды бывший комдив, а ныне маршал вызвал его к себе на дачу для приватного разговора. И Иван Тухесов написал рапорт с просьбой уволить его со службы для прохождения учебы в университете.

Когда маршала расстреляли, Тухесов находился в студенческой биологической экспедиции на Алтае. Так что ни допросить его, ни просто арестовать у следователей не было времени. А потом и самих следователей расстреляли. А вскоре после окончания учебы Иван стал заведовать кафедрой биологии. К этому же времени относится его записка в Англию одному из братьев, которую удалось передать через посольство. В ответ брат написал, что все рады, что его не затронули репрессии, и что они надеются на скорую встречу. И как сглазили. Началась борьба с космополитизмом.

Взяли его ночью, после разгромного заседания кафедры, где его называли то Сруль, то Хаим, топтали ногами самые близкие друзья и любимые ученики. Усталый следователь, выслушав его историю, полистал личное дело, достал чистый лист бумаги, написал на нем несколько фраз и велел подписать.

– Я не признавался, – захрипел Иван, – не признавался. И как это я могу отравить товарища Сталина. И почему…

– Подписывай, подписывай, – сказал следователь. – Расстрелы у нас по четвергам. Сможешь выспаться. Да, напрасно ты не остался Жопкиным.

Корабль шутников

Как они узнали о моих гастрономических пристрастиях – диву даюсь. Остается только восхищаться оперативностью секретной службы. Я прибыл на секретную атомную подводную лодку, и сразу направился на завтрак – овсяная каша, твердый сыр, сосиски, кофе с брусничным вареньем. И каждое блюдо официантки с улыбкой сопровождали одной фразой: «А вот ваш любимый украинский борщ».

Шутники! Конечно, я и не надеялся получить здесь, на подводной лодке, свой любимый борщ. С ним вообще проблема. Жена готовит его так, что в рот не вломишь. В ресторанах под этим названием подают черт знает что. Сам я тоже готовить борщ не умею. И рецептами пользовался, и советы спрашивал, все равно получается какой-то свекольник. Но я же знаю, что где-то существует настоящий украинский борщ.