Альбина расстегнула, сняла, привесила бирку «шов», швырнула в красную корзину, взяла следующий. Опять чувствуется шов. Кто-то из девчонок портачит, волнуется. Снова расстегнула, сняла, прикрепила бирку с той же надписью. Опять в красную корзину. Следующий сидел как литой. Через мгновение он полетел в голубую корзину.
– Альбин, – Машка говорила из своей секции. – Ты украинский борщ умеешь готовить?
– А че его уметь, натерла свеклы – вот тебе и борщ.
– А надо ж с салом.
– Ну, если тебе надо, – ответила Альбина, – отрежь шматок и кинь рядом, на стол.
– Ну я серьезно, – заныла Машка.
– У тебя не хохол ли в ухажорах?
– Дура. Муж вчера просил украинского борща.
– Понятно. Значит, ходит налево, к хохлушке.
– Ты серьезно? – забеспокоилась Машка.
– А ты сама посуди. Ну с чего бы ему захотелось борща. Он каждый день хлебает твои помои, и никогда ничего вкуснее не ел. Поняла!
– Дура ты, – ответила обиженная Машка.
Только Альбина расстегнула очередной, только собралась отправить его в красную корзину, приперся Степаныч:
– Ты вот что, Альбина, ты проверь, кто там грубости делает, я ей жопу-то надеру. Ладно.
– Вроде не одна, – ответила Альбина, – машинки разные. Может, кто из молодых. И вещь новая, только пошла.
Степаныч запустил руку в красную корзину, рассмотрел швы, крякнул и спиной вылез из секции.
– Че Степаныч хочет? – спросила Машка.
– Тоже борща хочет, украинского. Я ему про твоего рассказала. Рекомендовала спросить про хохлушку.
– Опять, – обиделась Машка. – Дался тебе этот борщ.
Альбина застегнула следующий, расстегнула, бросила в голубую корзину. Опять в секцию влез Степаныч. Внимательно осмотрел Альбину:
– Слушай, а ты сама какой носишь?
– Я! – удивилась Альбина. – Я сроду лифчики не носила.
Психически здоров
На верхнем, девятом этаже нашего дома живет Иван Брук. Он закончил математический факультет, работает в университете и два года назад защитил диссертацию. И вот с того времени жильцам дома нет житья. Лифт часами не работает. Стоит без света на девятом этаже. Днем с лифтом все в порядке, а вечером жильцы, проклиная Брука, топают в свои квартиры пешком. Все уже давно узнали, что в неподвижном темном лифте сидит Иван Брук и ни на какие призывы не откликается. Он сидит, заткнув уши ватными тампонами и надев сверху толстые профессиональные наушники с резиновыми прокладками.
Когда народ встречает его по утрам и начинает ругаться, Иван только виновато улыбается и спешит поскорее убежать.
Нет, математик психически совершенно здоров. Несколько лет назад научный руководитель поставил ему задачу. Но решить ее Иван никак не мог. Защита диссертации все отдалялась и отдалялась. Однажды сломался лифт, и Иван просидел в абсолютной темноте более трех часов. Вот в таких условиях ему пришло в голову решение задачи.
Теперь Иван планирует написать докторскую диссертацию.
Жизненные уроки
Жена Леонтия рассказывала подруге Кате о своей супружеской жизни. Катя слушала ее, раскрыв рот. Она всему училась, а дома пыталась повторить приемы подруги со своим мужем Семой, который в последнее время что-то охладел к законной жене. Ничего не получалось, и Катя приходила с жалобами на мужа. Подруга выслушивала ее с состраданием, вновь приводила примеры из своей супружеской жизни, давала советы и обсуждала их выполнение.
– Халатик надела…
– Самый короткий, едва прикрывает.
– Значит, трусы ты сняла и вертела задом, как я тебе показывала?
– Конечно.
– И что?
– Дождалась, когда он открыл дверь, и изобразила уборку в прихожей. Отвернулась, зад выставила и вращаю им изо всех сил. Даже поясница заболела.
– И чего? Не клюнул Сема. Не бросился лапать твою попку.
– Не. Замок щелкнул, дверь открылась, сквозняком подуло, а я без трусов. Думаю, заморозит, подлец. Решила все-таки минутку потерпеть. Чувствую сзади странное такое молчание. Поворачиваюсь. Иван Петрович смотрит на меня. Ну, этот, их завхоз. Он шкаф с Семеном вносил. Так шкаф прямо Семе на ногу поставил. Тот заорал, а Иван Петрович к нему повернулся и говорит: «Чего это Катерина у тебя без трусов? Простудиться может».
Напарник
Профессиональные карманники всегда работают парами. Один, с чуткими пальцами, щупает карман или сумочку. Другой, с чутким глазом, стоит на атанде. Вдвоем у них получается хорошо. По отдельности, как правило, ничего не выходит. Один, без наблюдателя, вскоре попадается и понуро идет в тюрьму. А сам наблюдатель сидит одиноко и грустно, поскольку ему хочется есть.
Так было со мной всю взрослую жизнь. Я был готов стоять на стреме, но не было напарника. Я был готов незаметным движением перехватить у напарника кошелек и ровно пройти мимо обобранной жертвы, которая с жалобным криком указывает пальцем на предполагаемого карманника. А тот ведет себя надменно, поскольку кошелька у него давно уже нет. А в карманах на случай обыска ученический билет газо-тракторного техникума и чистый носовой платок. Отглаженный. Это всегда делает милиционера мягче, и он говорит обворованной гражданке, что она обозналась. И та сконфуженно замолкает и разводит руками.