Жизненный план

— Тебе стало плохо? Разве ты не видишь, как счастлива она была, когда писала об этом? — Беру в руки блокнот и открываю на первой странице. — «Третье мая. После двадцати семи лет сна в мою жизнь вошла любовь, и я пробудилась. Прежняя я сказала бы, что это преступно и аморально. Но женщина, которой я стала, не в силах прекратить это. Впервые мое сердце бьется в своем настоящем ритме».

Джоад вытягивает руку, словно не может больше слушать. Смотрю на него и невольно смягчаюсь. Непросто узнать, что у твоей мамы был любовник.

— Кто еще в курсе?

— Только Кэтрин. Возможно, именно сейчас она рассказывает обо всем Джею и Шелли.

С шумом выдыхаю. Что ж, брат делал то, что считал верным, по-своему меня защищал.

— Я справлюсь, Джоад. — Вытираю глаза рукавом рубашки. — Откровенно говоря, я зла на маму за то, что она не рассказала мне раньше, но рада, что хоть сейчас узнала. Я найду его.

Джоад качает головой:

— Полагаю, тебя не отговорить. Ты уже все решила.

— И не старайся. — Я натянуто улыбнулась. — Ты ведь и сам думал отдать мне блокнот, правда?

Брат смотрит на меня и гладит по голове.

— Конечно. Потом, когда мы решим, как поступить.

— В каком смысле?

— Понимаешь, мамино имя было брендом. Имиджу компании очень повредит, если ее кристально чистая репутация будет подпорчена появлением незаконнорожденной дочери.

Его слова действуют на меня как нокаут. Выходит, цели моего брата были вовсе не так благородны. Для него я лишь незаконнорожденная дочь, способная запятнать бренд.

Ночью, когда Эндрю засыпает, выбираюсь из нашей постели, накидываю халат, беру ноутбук и устраиваюсь внизу на диване. Прежде чем зайти на страничку в Гугле, чтобы найти Джонни Маннса, нахожу в «Фейсбуке» сообщение от моей старой подруги, Кэрри Ньюсом. Разглядываю фото простой женщины, бывшей некогда моей лучшей подругой.

«Брет Боулингер? Моя пропавшая подруга из Роджерс-Парк? Даже не верится, что ты помнишь меня и даже решила найти! Сразу всплывает столько приятных воспоминаний. Ты не поверишь, но в следующем месяце я собираюсь приехать в Чикаго. 15 ноября в „Маккормик-Плейс“ пройдет конференция социальных работников, организованная Национальной ассоциацией. У тебя будет время встретиться за ланчем или, что еще лучше, за ужином? О, Бретель, как я рада, что ты меня нашла! Я очень скучала!»

Бретель. Старое прозвище, найденное для меня в далеком детстве. После того как я целую неделю жаловалась на мальчишеское имя, Кэрри принялась составлять список возможных вариантов.

— Как тебе Бретчен? Брета? Бретани? — спрашивала она.

Наконец мы остановились на Бретель, имени, которое ассоциировалось с шоколадным домиком и смышлеными детьми. Так оно ко мне и привязалось. Для всех остальных я была Брет, но для моей любимой подруги только Бретель.

Одним ясным осенним утром Кэрри сообщила, что ее мама нашла работу в Университете Висконсина. В клетчатых юбках и белых блузках мы шли тогда по тротуару в Академию Лойолы — нашу новую школу. Я и сейчас представляю хруст листьев под ногами и вижу красно-желтые ветки над головой. Но боль, которую я испытывала от расставания с Кэрри, представлять не надо, даже после стольких лет она живет в моем сердце.

— Папа пригласил меня сегодня на ужин, — сказала я Кэрри.

— Здорово. — Моя подруга всегда за меня радовалась. — Спорим, он по тебе соскучился.

Я шла и пинала ногами листья.

— Может быть.

Почти полквартала мы прошли в молчании, но Кэрри остановилась и повернулась ко мне:

— Мы переезжаем, Брет.

Тогда она назвала меня по имени. Я подняла голову и увидела в ее глазах слезы, но все равно отказывалась понимать.

— Мы все? — спросила я с искренней надеждой.

— Нет же! — Она рассмеялась сквозь слезы.

Мы молча стояли и смотрели друг на друга.

— Пожалуйста, скажи, что это неправда.

— Извини, Бретель, но это правда.

В тот день закончилась моя жизнь. По крайней мере, я так считала. Девочка, которая читала мои мысли, заставляла думать, смеялась над моими глуповатыми шутками, вдруг уезжает. Мэдисон казался мне тогда таким же далеким, как Узбекистан. Пять недель спустя я стояла на крыльце дома и махала вслед уезжающему фургону. Первый год мы переписывались с Кэрри, как верные любовники. Однажды она приехала в гости на выходные, и после этого мы больше не разговаривали. До сих пор не могу себе простить. Никого из друзей, которые появились потом в моей жизни, я не любила так, как Кэрри Ньюсом.

Ее письмо смотрит на меня, как голодный щенок, вертящийся у стола. Неужели она забыла, как я обошлась с ней в тот день? Закрываю лицо руками, но через несколько минут поднимаю голову и начинаю быстро печатать.

«Я тоже скучала по тебе, Кербер. Прости меня. Буду рада увидеться 15 ноября». Нажимаю «Ввод» и пишу в строке поиска имя Джонни Маннса.

Глава 9