— Но ты же не можешь сделать вид, что ничего не произошло. Если ты устроишь скандал…
— Нет! — довольно громко восклицает Меган. — Никакого скандала я не буду устраивать, пока не найду ему замену.
Я не сразу поняла, что Меган хочет найти нового кандидата, прежде чем объявить об отставке нынешнему. Она ведет себя как испуганный ребенок, пытающийся найти новую семью до того, как станет сиротой.
— Зачем тебе мужчина, который будет о тебе заботиться? Ты умная женщина и сама справишься. — Интересно, я говорю это Меган или себе? — Понимаю, это непросто, Меган, но ты должна, — продолжаю я уже более мягким тоном.
— И не надейся.
Вздыхаю.
— Тогда заяви о себе. Зайди на сайты знакомств.
Меган делает круглые глаза и достает из сумочки «Дольче и Габбана» блеск для губ.
— Думаешь, красивым миллионерам нравятся короткоручки?
— Я серьезно, Меган, ты можешь найти мужчину лучше. — Мысли становятся слишком навязчивыми. — Слушай, а как начет Брэда?
— Адвокат твоей матери?
— Да. Он милый. Как он тебе?
Меган всецело занята губами.
— Угу. Только одна маленькая проблемка.
Вспыхиваю.
— Что еще? Он недостаточно богат?
— Не в этом дело. — Меган вытягивает губы, любуясь результатом. — Просто он уже влюблен в тебя.
Меня отбрасывает на спинку стула как от удара. Бог мой! Не может быть! У меня же есть Эндрю… В некотором смысле.
— С чего ты взяла? — лепечу я.
Меган пожимает плечами.
— А какого черта ему тебе помогать?
Мне следует радоваться. Впрочем, мне нужна дружба Брэда, а не его ухаживания.
— Ошибаешься. Он помогает потому, что обещал маме. Поверь, это так. Это своего рода благотворительность с его стороны.
Вместо того чтобы ввязаться в спор, Меган покорно кивает:
— А, ну теперь ясно.
Понуро опускаю голову. Чем же я отличаюсь от Меган, если думаю о будущем, не порвав с прошлым?
Дрожащими руками открываю письмо. Несколько раз перечитываю фразу:
Прошло более шести лет с тех пор, как я последний раз посещала кладбище Святого Бонифация. Тогда мы приходили сюда с мамой. Сначала мы поехали, кажется, покупать подарки к Рождеству, но мама настояла, чтобы мы немного изменили маршрут. Помню, что день был холодный, ветер кружил по улицам, разметая снег, словно злился, что его выпало так мало, и сковывал лужицы льдом. Борясь со штормовым ветром, мы с мамой прикрепили венок к надгробию на могиле отца. Потом я вернулась к машине и спешно завела мотор. Сквозь решетку печки повалил горячий воздух, под которым я пыталась согреть руки и украдкой наблюдала за мамой, стоящей у могилы, чуть склонив голову. Через несколько минут она утерла рукой в перчатке глаза и перекрестилась. Когда она садилась в машину, я сделала вид, что озабочена настройкой радио, стараясь избавить ее от объяснений. Мне было неловко, что она все еще испытывает чувства к мужу, так легко ее предавшему.
Сегодняшний день совсем не похож на тот. Стоит прекрасная осенняя погода, небо чистое и синее, и приближающаяся зима кажется миражом. Листья играют в догонялки с теплым ветерком, белки перепрыгивают с ветки на ветку в поисках орешков, от этого я чувствую себя особенно одиноко на безлюдном кладбище.
— Тебе, наверное, интересно, зачем я пришла через столько лет, — шепчу я, вглядываясь в надгробие. — Ты думаешь, я такая же, как мама, и не умею тебя ненавидеть?
Смахиваю пожухлые листья с каменной плиты. Лезу в сумку и достаю из кошелька фотографию, лежавшую между читательским билетом и абонементом в спортзал. Эта фотография с заломами и потрепанными углами единственное наше изображение вдвоем. Снимок сделала мама в рождественское утро, тогда мне было шесть. Я одета в красную фланелевую пижаму и опираюсь на колено отца, сложив руки, словно для молитвы. Отец положил одну руку мне на плечо, вторая безвольно лежит рядом. На лице заметна легкая улыбка, но глаза при этом пустые.
— Что со мной было не так, папа? Почему я никогда не могла заставить тебя улыбаться? Почему тебе было так сложно обнять меня?
В носу защипало. Поднимаю глаза к небу, надеясь на умиротворение и покой, которые мама обязательно должна была приложить к оставленному списку. Однако ощущаю лишь прикосновение теплых солнечных лучей и ноющую боль в сердце. Лицо с детским выражением окроплено слезами. Стираю их рукавом рубашки, отчего ткань становится влажной и бугристой.
— Знаешь, что больнее всего, папа? Осознавать, что никогда не стану в твоих глазах хорошей. А я ведь была такая маленькая. Почему ты ни разу не смог сказать мне, что я хорошая, умная или красивая? — Закусываю губу так сильно, что вскоре ощущаю вкус крови. — Я так хотела, чтобы ты полюбил меня. Так старалась.
Слезы лавиной текут по щекам. Встаю с колен и смотрю на каменную плиту так, словно это лицо моего отца.