Жизненное пространство

Когда-то давно, я случайно столкнулся на улице родного города с бывшей одноклассницей, «двинутой» на всём индийском (ну кроме, пожалуй, тамошних фильмов). Она долго маялась дурью, пока не уехала в эту самую Индию. Там серьёзно увлеклась йогической практикой и стала зарабатывать буквально бешеные деньги по возвращении на Родину, обучая всяких состоятельных тётенек настоящей индийской гимнастике. Она то и поведала мне о том, как происходит ежегодное омовение в священной для индусов реке Ганг. И раскрыла «секрет» почему все индусы не перемёрли от всяческих инфекций, плескаясь в довольно мутной и грязной воде и испивая оную безо всякого опасения. Вода священной реки берёт своё начало где-то высоко в горах, где на поверхность выходят залежи серебра. Добывать его в промышленных масштабах не выгодно, поэтому лежит себе и лежит. А водичка в реке становится «серебряной», кроме того, жутко холодной, и убивает всякую заразу, что в ней заводится, но естественно везёт не всем: иностранцев просят не испытывать судьбу.

Этот – то феномен холода (там, у истоков реки, по словам моей знакомой, градус и вкусовые качества воды ни чем не отличаются от сходных параметров той воды, что я сейчас пил), возможно и помогал очищать воду. Холод и серебро – природные антисептики, артефакт, каким-то образом умел имитировать эти или схожие по воздействию на вещество качества природных явлений. Залив воду обратно во флягу, я упрятал артефакт в футляр и убрал ценное приобретение в РД. Нужно было подарить нечто в ответ. Но что?.. Смекнув, что артефакт, пусть и уникальный, для моего нового знакомого сам по себе большой ценности не имеет (кровососы совершенно спокойно относятся к радиации и чистая вода им ни к чему), а является неким символом, я расстегнул комбез и отцепил с шеи «анх»[60]. Этот оберег был двойным и подаривший его мне таджикский парень сказал, что если разделить его с другом, то защитные свойства его будут во сто крат сильнее. Повернув кругляш против часовой стрелки, я разделил его на два более тонких диска. Один снова повесил на цепочку и вернул на прежнее место, а другой нанизал на проволоку и смерив на глаз массивную шею Охотника сделал некое подобие моего амулета. Потом на вытянутых руках протянул мутанту. Слегка помедлив, кровосос наклонился вперёд, так, что я смог надеть медальон ему на шею. Тот сразу затерялся в ворохе щупалец.

Сознание царапнул целый букет мысле-ощущений, отражавших гамму чувств от недоумения, до глубокого потрясения и благодарности. Чтобы прокомментировать акт мены и своеобразного братания, я сказал:

– Охотник и Тридцать девятый – братья. Я всегда прикрою, если позовёшь. – Мутант согласно наклонил голову и прорычал:

– Братья. Враг умрёт. Все умрут. Тридцать девятый будет жить! – Его глаза сверкнули жёлтым огнём, и Охотник издал низкий, вибрирующий рык, от которого у меня ощетинились волосы на загривке. Потом мутант встал и чуть ссутулившись, пошёл к лестнице ведущей вниз. Обернувшись, сказал, прощаясь:

– Время большой охоты. Время уходить. Тридцать девятый должен остаться. Ночь – опасно. Ещё много охоты. Потом. Сейчас – один. Ты – отдыхай. Безопасно: база, дом. Никто не потревожит. Страх.

Кровосос истаял в воздухе и совершенно беззвучно удалился. Я переместился таким образом, чтобы видеть часть пейзажа сквозь узкое окно башни и лестничный пролёт. Произошедшее было слишком велико для того, чтобы быстро дать ему полновесно обоснованное объяснение. Мало того, что мутант мог связанно излагать свои мысли, он ещё и осознанно помогал мне воевать, допустил в своё жилище. Хотя, что тут удивительного: я находился в одном из самых странных мест на планете. Так или иначе я жив и приобрёл сильного союзника. Теперь же следовало определиться с общей обстановкой.