Жизненное пространство

Шейла сидела, вся осыпанная крошкой рассыпавшегося на гранулы лобового стекла; она ничего не слышала, оглохнув от выпущенной «Фалангером» очереди, — лишь ее расширенные глаза продолжали следить за ним. Она отчетливо увидела, как повернулся вокруг своей оси барабан автоматической пушки, подставляя казенной части новый, не раскаленный стрельбой ствол, в ватной тишине коротко дернулся боевой эскалатор, перезаряжая орудие, и вниз полетела пустая обойма, размером в половину человеческого роста.

Невольный вскрик замер в горле Шейлы, когда ударило левое орудие «Фалангера».

Звенящая глухота контузии избавила ее от оглушающего рыка, лишь кожей лица она ощутила горячий ветер, дохнувший сквозь провал выбитого лобового стекла. Она резко обернулась и увидела, по кому вел огонь шестидесятитонный исполин: прислонившись к выщербленной осколками, дымящейся бетонной стене ангара метрах в двадцати позади заглохшего «Гранд-Элиота» стоял «Хоплит».

Его яйцеобразный корпус было трудно прострелить в лоб — снаряды неизбежно уходили в рикошет, не находя перпендикулярной плоскости ни в одной точке покатых бронеплит, но «Фалангер» вел огонь не по торсу противника, он целил в поворотную платформу, и теперь разведывательный робот стоял, нелепо запрокинувшись назад, а из его развороченных внутренностей сыпали искры, валил ядовито-зеленый пар и били несколько струй охлаждающей жидкости…

Все описанное произошло так быстро, что за это время можно было лишь пару раз затянуться сигаретой, — Шейле же казалось, что минула вечность, и только взглянув на Горкалова, который молча отряхивал с себя гранулы лопнувшего лобового стекла, она поняла, что это ее внутреннее, субъективное время замедлилось почти до полной остановки сознания.

Он внезапно полез за пазуху и вытащил надетую на шею тонкую серебристую цепочку, на которой был подвешен крохотный плоский медальон.

Шейла прекрасно знала, что это такое.

Универсальный ключ доступа в рубку боевой машины, одновременно являющийся кодоном активации бортовых кибернетических систем. Такие медальоны выдавались во времена Конфедерации Солнц пилотам, занимающим соответственные должности и обладающим этим правом — сесть за рычаги управления любого шагающего робота.

Она понимала, что собирается сделать Илья Андреевич, ее боковое зрение продолжало фиксировать сумеречную, почти неразличимую в ночи фигуру «Фалангера», разбитого, истекающего зловонным паром «Хоплита» и открытые створы консервационных ангаров, в которых подле машин суетились какие-то тени…

Следующим движением Горкалов достал автоматический пистолет и активировал электромагнитный механизм затвора пятидесятизарядной «гюрзы»…

Она заметила, что его руки не дрожат, лишь в побледневшем лице не было ни кровинки.

Шейла всегда была храброй девочкой, но сейчас ей было так страшно, что пальцы не гнулись, казались чужими и непослушными…

Он повернулся, увидев, что она, едва осознавая собственный жест, полезла за пазуху, вытаскивая тонкую цепочку с точно таким же медальоном, принадлежавшим ее отцу, капитану Дейвиду Норману.

Тень изумления в его глазах мелькнула и исчезла.

Грань невозвращения уже была пройдена ими обоими, — судьба в который раз распорядилась по-своему, и хотя Горкалов видел страх девушки, понимал ее дрожь, но теперь он был вынужден оставить за Шейлой право на осознанное, самостоятельное решение.

Она повернула голову, встретилась с ним взглядом.

Слова не имели смысла. Он смотрел в ее глаза лишь долю секунды, затем, резко открыв дверцу машины, вылез из изуродованного «Гранд-Элиота», зная, что «Фалангер» слишком велик для охоты на людей.

Дверь со стороны Шейлы заклинило, и она торопливо полезла через водительское сиденье.

Илья не произнес ни слова, лишь жестом указал на раздвинутые створы ближайших ангаров, в которых возвышались смутные контуры. В правом «Фалангер», в левом «Ворон» — достаточно редкая модель сорокапятитонной машины среднего класса.

Мелкие смутные фигурки продолжали суетиться подле них; отсюда было невозможно различить, кто там и что делает подле ферм обслуживания боевых машин, но Горкалов уже, видимо, решил для себя все дилеммы и молча указал Шейле — твой «Ворон», я на «Фалангере», идем с боем, коды свой-чужой по ходу активации.

Язык немых жестов, бытовавший в среде пилотов Конфедерации, был известен ей так же хорошо, как родной элианский.

Илья поднял «гюрзу» и, повернув пистолет ребром, чтобы мизерная отдача от стрельбы вела оружие не вверх, а вбок, молча шагнул в сумрак, одновременно открыв огонь.

В звенящей тишине это было похоже на бред. Он шел и стрелял, не останавливаясь, не прекращая огня, словно сам был машиной, а его нервы состояли из стальных струн, не озираясь, не дергаясь, не сворачивая, пока не вошел в тускло освещенный ангар с установленным на обслуживающей плите «Вороном».

Из рукоятки «гюрзы» вылетела пустая обойма, и Шейла, которая, инстинктивно пригибаясь, двигалась следом за Горкаловым, вдруг услышала, как звонко клацнул о рифленую металлическую плиту отстрелянный магазин.

К ней снова возвращался слух, а вместе с ним и ужас.