Поворот в воздухе производится лишь в случае крайней необходимости, чтобы, например, избежать столкновения с каким-нибудь предметом или уклониться от какого-нибудь хищного летуна, так как нужное для этого напряжение хвостового плавника выводит прыгающую рыбу из равновесия и заставляет ее падать вниз, в воду. Кривые линии двукрыл описывает другим способом, именно делая много мелких прыжков, быстро следующих друг за другом, и изменяя, после каждого погружения в воду, соответственным образом направление. Пока двукрылу не угрожает опасность, так называемый полет его бывает очень уверенным, действительно похожим на полет птицы, но если его преследуют враги или испугает судно, то прыжок его становится каким-то тревожным, неправильным, неуклюжим и неловким, как будто трепещущим; рыба часто падает в воду, но лишь затем, чтобы в следующее мгновение снова подняться и таким же трепещущим полетом устремиться дальше.
С приведенным выше описанием не вполне согласен Агассис. «Я часто имел случай, — замечает он, — внимательно наблюдать летучих рыб и пришел к убеждению, что они не только могут произвольно изменять направление полета, но даже, не касаясь воды, подниматься и опускаться. Все движения казались мне произвольными. Рыбы поднимаются над водой с помощью нескольких быстро повторяемых ударов хвостовым плавником; но я не раз видел, как они опускались до поверхности воды, чтобы повторить те же движения, следовательно, давали себе новый толчок и получали возможность продолжать свое воздушное путешествие. Изменения в направлении полета вправо или влево, вверх или вниз происходят не благодаря ударам грудными плавниками, а просто вследствие того или другого влияния движущих этими плавниками мускулов на всю их поверхность, то есть направление определяется давлением воздуха на плавники. Летучие рыбы поистине представляют собой живые воланы и могут, поворачивая плавники, изменять направление. Вероятно, они держатся над водой до тех пор, пока потребность дыхания не заставит их погрузиться. Ничто не может яснее доказать полную свободу их движений, чем тот факт, что при волнении они самым точным образом приноравливаются к волнам, а не летят через них, описывая правильную дугу. Кроме того, они не просто падают в воду, когда истратится сила толчка, а, напротив, по-видимому, добровольно ныряют, иногда после очень короткого, иногда после очень длинного полета, в течение которого они много раз изменяли направление. Изучив их движение, я могу теперь понимать своеобразное строение и особенно неодинаковость обеих лопастей хвостового плавника. Мне совершенно ясно, что большая длина нижней лопасти этого плавника облегчает им те движения, с помощью которых тело устремляется над поверхностью воды и по воздуху, и что, напротив, расширение грудных плавников во время движения в более легкой среде может служить им лишь опорой».
«Двукрылы, — продолжает Гумбольдт, — проводят большую часть своей жизни в воздухе, но их жалкое существование не становится от того легче. Если они покидают море, чтобы уйти от прожорливых пеламид, то встречают в воздухе фрегатов, альбатросов и других морских летунов, которые хватают их на лету». Киттлиц тоже согласен с этим.
Беннет решается возражать Гумбольдту и Киттлицу и вообще всем, кто говорит об этих преследованиях. «Я со своей стороны, — говорит он, — склонен сомневаться в этом; если такая охота иногда и наблюдается, то я видел, что большие стаи двукрылов выскакивали из воды, причем их не преследовала ни одна рыба, а в воздухе ни одна птица, между тем как они, несомненно, были заняты охотой и, следовательно, являлись нападающими, а не жертвами. Исследуя содержимое желудка пойманных двукрылов, я находил остатки более мелких рыб, ракообразных и моллюсков. Не раз мы видели, как летучие рыбы и тунцы кишели вокруг нашего судна в бесчисленном множестве, но когда нам удавалось поймать одного из этих тунцов, то мы никогда не находили в его желудке летучей рыбы, а всегда лишь различных головоногих и т. д.; это доказывает, что двукрылы достаточно ловки, чтобы уходить от прожорливых врагов.