Она выключила приемник, подошла к окну. От Брешии до Брешии! Что может быть бессмысленнее? Неужели ради этого жизнь одарила их таким чудом, как здоровые легкие и сердце, волшебными химическими комбинатами печени и почек, а в черепной коробке – мягкой бело-розовой массой, что таит в себе больше чудес, нежели все звездные системы вселенной, – и вот всем этим они готовы рискнуть только ради того, чтобы, если повезет, от Брешии доехать до Брешии? Господи, какая чудовищная глупость!
Она смотрела на автомобили, непрерывным потоком бегущие по набережной. Разве каждый точно так же не спешит от Брешии до Брешии? От Тулузы до Тулузы? От победы к победе? От самообмана до самообмана? «И я тоже, – подумалось вдруг. – Наверное, и я тоже! Несмотря ни на что! Только где она – моя Брешия?» Она взглянула на телеграмму от Хольмана. Там, откуда ее отослали, не бывает никакой Брешии. Там тебе ни Брешии, ни Тулузы. Только безмолвная, неистовая борьба – за глоток воздуха на последнем пороге, на вечном рубеже. Там ни побед, ни самообманов. Отвернувшись от окна, она прошлась по комнате. Потрогала, пощупала свои платья – и вдруг показалось, что с них сыплется прах. Схватилась было за щетки и гребни, но тут же положила на место, все это механически, не замечая. «Что же я наделала, – пронеслось в голове. – И что делаю?» Подобно тени за окном, смутным предчувствием мелькнула мысль, что она совершила роковую ошибку, теперь уже непоправимую, от которой не уйти.
Она начала переодеваться к ужину. Телеграмма все еще лежала на столе. Сейчас, под лампой, этот листок белел в комнате самым светлым пятном. Время от времени она на него поглядывала. Слышно, как за окном плещет вода, пахнет рекой и свежей зеленью. «Как они сейчас там, наверху? – подумала она и впервые начала вспоминать: – Что они делают вот сейчас, когда Клерфэ по темному шоссе мчится из Флоренции в тщетной погоне за светом своих же фар?» Поколебавшись, она все же сняла трубку и назвала телефонистке номер санатория.
– Сейчас Сиена! – крикнул Торриани. – Заправка, смена резины.
– Когда?
– Через пять минут. Чертов дождь!
Клерфэ скривился в усмешке.
– Не на нас одних льет. На других тоже. Смотри, как бы не промахнуть бокс!
По сторонам зачастили дома. Фары выхватывают их из хлещущей тьмы. Повсюду на обочинах люди, под зонтиками, в плащах. Мелькнули белые стены, люди, кинувшиеся врассыпную, грибки зонтиков, покачивающиеся под порывами ветра, машину чуть повело.
– Бокс! – крикнул Торриани.
По тормозам, взвизгнули колодки, машина затряслась, послушалась, встала.
– Бензин, шины, воду, скорей! – выкрикнул Клерфэ в гулкое эхо замолкающего мотора. Гул все еще перекатывался в ушах, словно под сводами старинных залов в грозу.
Кто-то уже протягивал ему стакан лимонада и новые защитные очки.
– Как идем? – спросил Торриани.
– Блестяще! Восемнадцатыми!
– Паршиво, – поморщился Клерфэ. – А остальные как?
– Вебер четвертым, Марчетти шестым, Фрижерио седьмым. Конти сошел.
– А первый кто?
– Закчетти, с отрывом в десять минут. Вторым Лотти.
– А у нас сколько?
– Девятнадцать минут. Да ерунда – кто в Риме первый, отродясь гонку не выигрывал. Каждый ребенок знает!
Это Габриэлли, капитан команды, выскочил откуда-то из темноты.
– На все воля божья! – объявил он. – Царица небесная, сладкая кровь Христова, и твоя воля тоже! – начал молиться он. – Покарай Закчетти за то, что первым идет! Ниспошли ему дырочку в бензонасосе, а больше ничего и не надо. И Лотти заодно тоже! Святые архангелы, упасите…
– Вы-то как здесь оказались? – изумился Клерфэ. – Вы же в Брешии должны нас ждать!
– Готово! – гаркнули механики. – Пошел!
– Ждать? Вы с ума сошли? – начал было капитан. – Я лечу…
Рев мотора сорвал с губ его слова. Машина ринулась с места, люди брызнули в стороны, и лента шоссе, к которой они приклеены, как мухи, снова пошла петлять и петлять перед глазами. «Что Лилиан сейчас делает?» – думал Клерфэ. Он надеялся, что на стоянке ему передадут от нее телеграмму, сам не знает почему, хотя и с телеграммами бывают задержки, ну, может, на следующей стоянке передадут. А сейчас снова навалилась ночь, огни, люди, чьих криков сквозь рев мотора не слышно, словно в немом кино, а вот уже и их нет, только трасса, змеей опоясавшая, кажется, всю землю, и чудовище-зверь, что ревет под капотом.
18
Ее соединили неожиданно быстро. Она-то думала, что позвонят часа через два, не раньше, знает ведь французских телефонисток, да к тому же и до санатория далеко, как до другой звезды.
– Санаторий «Белла Виста».
Голос вроде бы знакомый. Может, это по-прежнему барышня Хегер.
– Господина Хольмана, пожалуйста, – сказала она, почувствовав вдруг, как сильнее забилось сердце.
– Минуточку.
Она вслушивалась в тихое, таинственное гудение проводов. Похоже, Хольмана ищут. Она взглянула на часы, ужин в санатории уже кончился. «Отчего я так волнуюсь? – пронеслось в голове. – Будто покойника воскрешаю».
– Хольман слушает. С кем я говорю?
Она испугалась – настолько близко прозвучал голос.
– Это Лилиан, – прошептала она.
– Кто-кто?
– Лилиан Дюнкерк.
Хольман озадаченно умолк.