Толя сидел неподвижно и лишь глазами водил то на Алешу, то на Наташу. Он был встревожен внезапным порывом друга и боялся за него: как бы не сказал Алеша лишнего, обидного для девочки или унизительного для себя… А Наташа слушала с легкой улыбкой, с лукавыми, резвящимися искорками во взгляде, точно забавлялась игрой, ею самой вызванной, которую она по своей охоте может в любую минуту повернуть и так и этак… «Почему, — думалось Толе, глядя на нее, — почему девчата нашего возраста кажутся значительно старше нас? Почему? Скорее всего потому, что они, хитрые, больше молчат, а нас какой-то бес толкает непременно все начистоту нести…»
— Ну и пусть! — Алеша теперь с вызовом, с горделивой уверенностью смотрел на Наташу, смотрел ей в самое лицо. — Пусть хорошо все, что было… Еще лучше все, что будет! И в школе каждый день, и потом когда-нибудь на заводе, и вообще в нашей жизни… Она — впереди, жизнь… Вся жизнь — впереди!
Рука Наташи шевельнулась, подвинулась по странице раскрытого альбома, пальцы ее скользнули мимо Толиной руки, бережно ощупали ладонь Алеши и ласково прильнули к ней.
— Конечно! — сказала девочка едва слышно, но со счастливым изумлением, потому что в Алешиных словах ей внезапно открылось то, что безуспешно искала она столько времени. — Конечно! — повторила она убежденнее и сильнее пожала руку Алеше. — Ну, как же! — почти вскричала она, потому что с каждым мгновением все полнее чувствовала содержание музыкальной темы, до сих пор не дававшееся ей, несмотря на все старания Веры Георгиевны. Вот оно, это содержание, в этих самых, только что прозвучавших Алешиных словах: «Прекрасно все, что было, но еще лучше, еще желаннее все, что будет!» — Конечно, — еще и еще раз произносила она на разные лады одно это слово и ничего больше, не переставая удивляться своему откровению.
Жаль, в самом деле, очень, очень жаль, что прошлогодний пионерский лагерь со всеми своими дорогими, памятными подробностями уходит все дальше и дальше в прошлое, и что экскурсия на завод, которая только что была, уже прошла, и что тот чудесный вечер, когда она лежала вот здесь, на этом самом диване, с забинтованной ногой, а Алеша читал ей вслух тургеневских «Певцов», тоже никогда больше не повторится, и многое, многое другое, о чем так хорошо вспоминать, было, и прошло… Ну и пусть! Пусть прекрасно все, что было, — еще прекраснее все, что будет! А ведь будет многое, очень многое, потому что вся жизнь — еще впереди!
— Алеша, если бы ты знал!.. — с волнением и благодарностью произнесла девочка, желая выразить, с какими чувствами будет она теперь в голубом платье танцевать прелюд Шопена. — Если бы ты знал, какие большие слова сказал ты для меня!
32. «Капитанская дочка»
Алеша неторопливо шел утром в школу, — вместо обычных двенадцати минут в его распоряжении были на этот раз все двадцать.
Сегодня Григорий Наумович будет спрашивать весь класс по «Капитанской дочке», главу за главой, и сегодня же, во второй половине дня, после обеда, сбор отряда…
Встречалась на пути раскатанная по снежному насту сверкающая полоска — Алеша с разбегу скользил по ней на подметках и опять шел не торопясь, задумчиво осматриваясь, припоминая… О чем говорится в пятой главе? А в двенадцатой? А в девятой?.. А на сбор он принесет свою драгоценность в футляре, специально сработанном в последние дни, поставит футляр на стол, снимет крышку — вот удивятся ребята! Но хорошо, если бы Григорий Наумович, спрашивая, напоминал бы эпиграфы к главам! Нет, конечно, такое ему и в голову не придет… А хорошо бы! В памяти крепко засели народные выражения, солдатские поговорки и прибаутки, отрывки из обрядовых песен и эти странные словечки из старых-престарых, давно забытых комедий и повестей.
«Ин изволь и стань же в позитуру, посмотришь, проколю как я твою фигуру!..» «Мы в фортеции живем, хлеб едим и воду пьем…» Или еще там есть: «Буде лучше меня найдешь, позабудешь. Если хуже меня найдешь, воспомянешь…»
Свет исходит от этих коротеньких надписей. Они висят над каждой главкой, как фонарики у входа, как сигнальные опознавательные огоньки.
Кажется, стоит только напомнить: «А как лютые враги к нам придут на пироги, зададим гостям пирушку, зарядим картечью пушку», — и сама собой появляется Василиса Егоровна из Белогорской крепости. Она разматывает нитки с рук кривого старичка в офицерском мундире, и молодой статный урядник Максимыч на вопрос комендантши: «Все ли благополучно?» докладывает: «Все слава богу… Только капрал Тихонов подрался в бане с Устиньей Негулиной за шайку горячей воды…»
Какая это глава по счету и как эта глава называется? Не скажет Алеша и не вспомнит, хоть всю дорогу вспоминай. Нет, надо себя взять в руки, заниматься, как занимался он во второй четверти, а не то, глядишь, опять поползут с разных сторон кислые тройки.