Жизнь венецианского карлика

Ничего чудеснее я и вправду не видел, и уже завтра весть о том, что это чудо появилось в нашем доме, разлетится по всему городу благодаря зрелищу, сопровождавшему его прибытие. Альберини — один из наших лучших клиентов. Это внушительный на вид и обстоятельный в поступках купец, человек, который узнает обо всех новейших достижениях в литье стекла едва ли не прежде, чем сами стеклодувы осознают их важность. По словам моей госпожи, в любви он напорист и свиреп, словно дикий вепрь. Однако протяните ему кусочек стекла — от тончайшего хрусталя до прекрасного орнамента из майолики, — и его руки вмиг становятся нежными и бережными, как у ангела, а в его устах коммерция обретает голос поэзии.

Я помню, когда он у нас ужинал впервые. Тогда он принес моей госпоже изящный хрустальный бокал для вина, украшенный ее именем, которое было выгравировано тончайшей алмазной иглой. «Друзья, потешьте ваши очи этим дивом! — обратился он к гостям, показывая им бокал. — Для сотворенья сей прозрачной пустоты понадобились песок, галька, пепел и огонь жарче адова пекла. В нем и свидетельство славы человека, и урок, преподанный Богом: красота так же совершенна и хрупка, как сама жизнь».

И с этими словами он сделал вид, что роняет бокал, а когда все присутствующие в ужасе ахнули, он усмехнулся и поднес его к свету, точно потир для причастия. Я не меньше полудюжины раз наблюдал, как Альберини проделывает это перед собраниями разных гостей, и мне по душе и его театральность, и его умение показывать товар. Порой я даже представляю себе, что, будь я священником, я бы скупал все неудачные изделия стеклодувов и каждое воскресенье ронял бы их с кафедры, дабы внушить своей пастве страх перед смертью. Не удивительно, что он сколотил большое состояние — на свете немного людей, которые умеют вместе со стеклом продавать философию, не забывая при этом наливать в свои бокалы лучшее вино. К счастью для нас, последние несколько лет тело моей госпожи вызывает в нем страстное желание видеть, как оно отражается в его зеркалах. Ведь стекольное дело не только пробуждает в людях скромность, но и играет на их тщеславии.

— Тебе нравится, Бучино? — спрашивает Альберини, и его круглое лицо расплывается в широкой улыбке.

— Как всегда, мессер, вы дарите нам чудеса.

— Я плачу красотой за красоту. Справедливый обмен.

— Ну, подойди же ближе, Бучино, и ты увидишь в нем свое отражение. — И моя госпожа манит меня. — Давай же! Это самое изумительное зрелище! Подвинься, Габриэлла, дай Бучино пройти.

Я подхожу к зеркалу и становлюсь рядом с Фьямметтой.

Она права, зрелище изумительное. Утреннее солнце щедро заливает нас светом, и вот мы стоим в полной красе: высокая стройная красавица с пышной гривой золотых волос и уродливый гном-коротышка, чья огромная голова едва доходит ей до груди. У меня невольно перехватывает дыхание. Наверное, я недостаточно подготовился к тому, что увижу. Видит Бог, я старался, как мог. Моя одежда сшита дорогим портным точно на меня, ее качество буквально просвечивает сквозь саму ткань, а борода моя (отнюдь не жалкая, как некогда уверял Аретино) аккуратно причесана и надушена мускусом и цитрусом, так же пахнут и мои лайковые перчатки. И все же в зеркале я сам себя пугаюсь. Просто все дело в том, что мысленно я представляю себя не настолько маленьким и безобразным, каков я в действительности, а потому мое отражение в любой поверхности, не говоря уж о таком огромном и безупречном зеркале, всегда застает меня врасплох.

— Ну, только не хмурься так, Бучино, и твое лицо сразу станет гораздо милее. — Фьямметта тычет пальцем мне в бок. — Ну, скажи, разве не чудо?

— Чудо, — соглашаюсь я, старясь придать лицу подобающее выражение.

— Ах, что же это? Погляди-ка, как этот стежок у меня на юбке топорщится влево. Я так и думала, что это платье внизу слишком объемно, а он уверял, что мне так кажется оттого, что я нагибаюсь, чтобы его рассмотреть. Боже мой, это изобретение принесет вам новое состояние, мессер! Во-первых, наша комната теперь кажется огромной, словно дворец, а во-вторых, такие зеркала произведут переворот в портновском искусстве! Мы завтра же уволим нашего портного, слышишь, Бучино?

— Мне кажется, для начала нам следует с ним расплатиться.

И мы все заливаемся смехом.

— Что ж, — произносит наш благодетель. — Я должен вас покинуть. У баржи еще одна доставка.

— Ах, мессер, неужели так скоро? — И Фьямметта очаровательно надувает губки. — Обещаю вам, что, когда вы придете в следующий раз, мы накроем стол вот здесь, прямо перед зеркалом, чтобы, пируя, видеть самих себя. Дайте слово, что это будет скоро.

Ее воодушевление заставляет купца задуматься.

— Ну… если я успею завершить дела на складе, то, может быть, успею вернуться даже сегодня вечером.

Фьямметта бросает на меня молниеносный взгляд: оба мы знаем, что сегодня пятница, а по пятницам ее навещает старик из стаи правящего воронья.

— Прошу прощения, мессер, но сегодняшний вечер у нас уже занят, — вмешиваюсь я, беря вину на себя. — Но… если что-то вдруг переменится, то я немедленно пришлю к вам весточку.