Ирина Васильевна как в воду глядела. Во ВГИКе трудно было определить, каков размер и качество наших талантов. Некоторые всю жизнь доказывают, на что способны. Перестройка мощным катализатором таланты проявила. Почти все наши богемные оказались в нужном месте в нужный час, как комсомольские вожаки. Быстро выяснилось, что многие из них под гамбургским счетом подразумевали все-таки лицевой счет… в Гамбургском банке. Один из наших богемных придумал умопомрачительный слоган «Не тормози — сникерсни» и стал мэтром рекламы. Другие замутили бесцензурную «чернуху» и «порнуху» на экране… Сначала, может, было и стыдно. Но потом, встав на ноги и почувствовав запах, силу и власть денег, они справились с этим рудиментом морали… И давай соблазнять всех подряд!
— И что самое ужасное… — уныло сказала я, — наша Капа внушает детям: вы гении, гении, гении! Тоже соблазняет. Они и рады! Я до ВГИКа мехмат окончила, там не поболтаешь, как на сценарном, задачки надо решать, а для этого матчасть зубрить.
— Ну вот тебе и карты в руки! — воскликнула Ирина Васильевна. — Надо тебя отправить на Сахалин, там посмотришь, как красную рыбу ловят, и напишешь про то, что увидишь. Не тридцать седьмой год, не расстреляют. Знаешь про тридцать седьмой?
— Ну так… слышала, — ответила я. — Слышала от умных людей. Это правда?
— Правда, образованщина ты наша… Читала Солженицына?
— «Ивана Денисовича»… В «Новом мире» печатали. Сильно, конечно…
— Слава Богу, хоть так. Если напишешь талантливо, Натуля, найдется режиссер, обязательно, — улыбнулась Ирина Васильевна. — Тема, я тебе скажу, пионерская. Пионер означает что?
— «Тверже ногу. Четче шаг. Юных ленинцев отряд!» — засмеялась я.
— Фи, как пошло. Пионер от французского pionnier, — с прононсом произнесла она, — первопроходец.
— Мам… На что ты ее подбиваешь! — вступила подруга. — Не морочь девочке голову. И как она на Сахалин попадет? У нее нет пропуска, это закрытая зона, забыла?
— Подумаем, — ответила Ирина Васильевна. — Безвыходных ситуаций не бывает.
— Натуля, попала! — вздохнула Ася.
— Не понимаю твоего скепсиса! — вскочила из кресла Ирина Васильевна. — Человек почти восемь тысяч верст отмахал, а до края земли не доедет! Обидно же!
— Пропуск надо было в Москве заказывать, поезд ушел! — воскликнула Ася.
— Летайте самолетами Аэрофлота! — с загадочным лицом потерла ладони Ирина Васильевна. — Мы Натулю пока во Владик отправим. К ежовой группе прикрепим. Пусть отдохнет…
Но именно теперь мне никуда не хотелось ехать. Потому что у Аси и Ирины Васильевны была целая библиотека дореволюционных и самиздатовских книг — лежали себе в шкафу и ничего не боялись. Бывает же такое! А я привыкла думать, что за такой «рассадник нелегальщины» могут посадить. Невозможно было прочесть и малую часть библиотеки, но хотя бы поговорить по душам с настоящим историком — для меня это было важнее просмотра самого что ни на есть «закрытого» фильма в Доме кино…
И начались наши «исторические вечера». Особенно хотелось почему-то узнать про русских царей. Про гегемона уже знали. Какими наши цари были в действительности — со всеми их венценосными достоинствами и недостатками, карикатурно раздутыми коммунистической пропагандой. Советская школа нарисовала в моей голове образ царя примерно таким: самодур, хорошо, если не жестокий, любитель балов и красивых женщин, душитель свободы, вообще — черная дыра… А если так, то и призыв Ленина — каждой кухарке научиться управлять государством — не кажется таким уж бредовым. Как в этом мире все связано и завязано… Если неправильно подумаешь тут, неправильный вывод сделаешь там, неправильно поступишь здесь, неправильно научишь другого, неправильно поймешь чью-то мысль… А если это ежедневно? Страшно! Надо было приехать на Дальний Восток, чтобы чуть ли не физически почувствовать незнакомый страх… А если мы вообще не так живем? Стоило ли ехать за восемь тысяч километров, чтобы потерять душевный покой?
— Не выйдет из меня ничего. В голове пусто и бесперспективно, — однажды сказала я с отчаянием за традиционным вечерним чаем.
— Да Бог с тобой, Натуля! — спокойно отреагировала Ирина Васильевна и ласково посмотрела мне в глаза.
— Я не понимаю теперь вообще, как жить дальше!
— Очень просто: день за днем, день за днем… У тебя совесть есть?
— У меня? — переспросила я. — Не знаю…
— Мам, ну что ты такое говоришь! — воскликнула, защищая меня, Ася. — Есть у нее совесть!
— Ну… — рассмеялась Ирина Васильевна. — Тогда все в порядке, дорогие мои, любимые девчонки, — и крепко обняла нас.
И спела песню Окуджавы:
Совесть, Благородство и Достоинство —
вот оно, святое наше воинство.
Протяни ему свою ладонь,
за него не страшно и в огонь.
Лик его высок и удивителен.
Посвяти ему свой краткий век.
Может, и не станешь победителем,
но зато умрешь как человек.