Жизнь вдребезги

Тип в штатском ушел. Засевшие за оградой снайперы прикрывали его отступление. Дюваль хорошо видел пустую аллею. Они нарочно целились ему поверх головы. Хотели не ранить его, а взять живьем и бросить в камеру. А то и просто баловались, стараясь удержать его здесь, пока они готовят наступление в другом месте. Он на четвереньках дополз до дальнего угла комнаты и пробрался в свою спальню, выходившую окнами в поле. Окно открыть он не решился — наверняка за ним следят. Просто прислушался. Они ведь могли поставить лестницу, подняться на крышу и бросить в трубу гранаты со слезоточивым газом. Но он ничего не услышал. Ни единого звука. На всякий случай он тщательно заткнул каминные заслонки тряпками и полотенцами. Затем вернулся на свой пост у окна. Вдали он различал шум голосов, хлопанье автомобильных дверей. Раздался сигнал полицейской машины или «скорой помощи», на всякий случай прибывшей на место происшествия. Но дорога за оградой сада выглядела по–воскресному мирно. И так же по–воскресному проходили часы, полные света и тихой грусти.

Около пяти телефон зазвонил снова. «Знаю, чего вам нужно, — подумал Дюваль. — Хотите, чтобы я отошел от окна. Я еще не совсем рехнулся!» На сей раз телефон звонил особенно долго. Он заткнул уши большими пальцами — так он делал в детстве, чтобы не слышать грозовых раскатов. Наконец все стихло. Хотелось есть и пить. Он пробрался в ванную и припал к воде. Ожидание понемногу подтачивало его силы. Он уже не знал, как ему поудобней устроиться, чтобы легче было караулить. Когда он становился на колени, то у него быстро затекало все тело. Сидя, он не мог видеть сада, стоя — сам был слишком заметен. Хороший снайпер мог его подстрелить в любую минуту. Он уже очень устал. Может, лучше сдаться? Но могила, вырытая возле живой изгороди, задушенная женщина в доме — все оборачивалось против него. Все доказывало, что он убийца. Он вздрогнул, когда из сада его окликнули:

— Мсье Дюваль!

Он отважился выглянуть. Это был доктор Блеш. Он стоял посреди аллеи, разведя руки в стороны, чтобы показать, что у него нет враждебных намерений.

— Уходите! — крикнул ему Дюваль.

— Сдавайтесь… Сопротивление бесполезно. Вы же понимаете, что последнее слово останется за ними. Бросьте ружье. Вы выйдете отсюда вместе со мной, под моей защитой. С вами ничего не случится, даю вам слово;

— Это бесполезно.

— Одумайтесь!

Он сделал шаг вперед, но Дюваль взял его на прицел.

— Стойте! Еще один шаг, и я стреляю!

— Но чего вы добиваетесь? — спросил доктор. — Давайте поговорим. Вы же не бандит. Позвольте мне войти. Я вам не враг, вы же знаете.

Он снова шагнул вперед. Дюваль выстрелил, целясь в самый край аллеи. Дробь взрыхлила землю, доктор отпрыгнул в сторону. С дороги дали очередь из автомата. Окно будто взорвалось. На спину Дюваля посыпались осколки; он наугад сделал второй выстрел. Левая кисть была вся в крови. Болело бедро. Поясницу жгло огнем, словно от удара кнута. Он быстро выглянул наружу. В саду уже никого не было. Под ногами хрустело оконное стекло. Он отступил к кровати. Ружье выпало у него из рук. Но он не собирался отступать. Он готов был сражаться — как по вполне понятным причинам, так и по другим, не очень ясным для него самого. Небо затянуло облаками. Он присел на край кровати. Силы его иссякли. Боль гнездилась где–то в боку. Должно быть, его задело пулей, выпущенной слишком низко. Он сунул правую руку под рубашку. Пальцы тут же стали липкими от крови. Поверхностная рана. Ничего серьезного. Очертания окна стали почти неразличимы в легкой дымке, понемногу заволакивавшей всю комнату. Неужели уже стемнело? Быть этого не может. Он попробовал встать, но голова у него закружилась; он снова сел на кровать. Сейчас не время расслабляться! Вот–вот они пойдут в атаку. У них тысячи способов подобраться к крыльцу. Они могут идти напролом, прикрываясь щитами. Могут пробираться по огороду, красться вдоль стен… Разве их испугаешь охотничьим ружьем? Да и общественное мнение на их стороне. Радио уже, должно быть, сделало свое дело. «Маньяк засел в своем доме, убив больную жену». Этого вполне достаточно. Отныне тысячи слушателей станут требовать его смерти. Жаль, у него здесь нет ни радио, ни телевизора… Дюваль — безумец!.. Дюваль — чудовище!.. Миллионер–убийца!.. Вероятно, они уже навели справки. И не только в Амбуазе… в Каннах, в Ницце. Директор банка, нотариус, адвокат наверняка им все рассказали. В эту самую минуту полицейские, журналисты роются в его прошлом… Они идут по его следам — из Марселя в Париж, из Парижа в Канны, из Канн в Блуа… И наспех сочиняют свою правду на потребу публике, жаждущей кровавых зрелищ. Сделали из него злодея, скрытного типа, тайного бунтаря, чье душевное равновесие пошатнулось из–за неожиданного наследства… человека, убить которого — дело благое и правое…