Жизнь вдребезги

— Я подозревал, — объяснил он. — С некоторых пор дела складывались как–то не очень хорошо. Не подавая виду, посмотрите туда, на небольшую группку, которая удаляется… Слева высокая девица — это Изабель Бурр. Она фокусница. Очень хороший номер… Справа от нее вы видите мужчину в серой куртке. Это Фальконе, укротитель. В течение двух лет Изабель была подружкой Регане. А потом, три месяца назад, я пригласил работать Фальконе, и Фальконе начал увиваться вокруг Изабель. Вот так!.. Регане и Фальконе были на ножах. Они даже подрались один раз. Пришлось пригрозить, что выкину их вон обоих. Не говорю уж об оскорблениях, угрозах. Каждый день что–нибудь да случалось. И больше всех выходила из себя старая Клелия.

— Значит, что же, по–вашему?

— Подождите! Я никого не обвиняю. Рассказываю вам то, что вы так или иначе узнаете.

— Эта Изабель Бурр полностью порвала с Регане?

— Да. И он сильно изменился. Работал без подъема.

— В целом все указывает на Фальконе?

Орландо поднял руки в знак протеста.

— Я не знаю. Не знаю. Не заставляйте меня говорить то, чего я не знаю.

— Хорошо, — подытожил Поль. — Мы их сейчас допросим.

Фургон Клелии находился совсем рядом со зверинцем, откуда исходил сильный запах и время от времени доносилось приглушенное рычание. Цыганка лежала на раскладушке, а возле нее находилась какая–то женщина. Когда Клелия увидела, как мы заходим, она приподнялась на локте.

— Это Фальконе! — крикнула она.

С кровати спрыгнули три пуделя и побежали, наталкиваясь друг на друга. На шее у них красовались банты. Я вспомнил часть программы: «Клелия и ее ученые собаки». Мы приласкали их, и они вновь устроились на постели.

— У меня только они и остались, — плача, сказала Клелия. — Но он и их тоже убьет!

Поль попытался допросить ее, но она могла лишь кричать: «Это Фальконе!» Сведения же мы получили от молодой женщины–наездницы. Через оконце она указала нам на передвижной домик–прицеп Регане.

— Он жил там. Его почти не было видно. С той поры как умер отец, он стал мрачным и держался ото всех на расстоянии. Изабель приходилось тяжело с ним. Его номер получался не очень–то хорошо…

Она говорила тихим голосом.

— Я не хочу, чтобы Клелия меня слышала. Сын — для нее все. Самый красивый, самый нежный, самый лучший. А в действительности…

— А его отношения с Фальконе?

— Что–то назревало. Регане поклялся спустить с него шкуру. И если бы не этот несчастный случай, то, я думаю, он кончил бы тем, что убил его.

— Ревность обманутого мужа?

— Конечно. Но не только это. Фальконе молод и на вершине успеха. Он нравится толпе… женщинам…

— Вы находите его симпатичным?

Она слегка покраснела.

— Он и есть такой, — сказала она чуть громче. — И это не его вина, что Изабель свалилась ему на голову.

— Тем не менее, — вновь вступил в разговор Поль, — совершено преступление. Я могу вам это сказать, так как скоро об этом объявят официально. Кто–то подпилил канат. Это же гнусно, правда?

Прошло какое–то время, прежде чем она ответила:

— Вот именно, я не понимаю. Это совершенно на него не похоже. Фальконе смелый мужчина. И более того, намного сильнее Регане… Все это просто ужасно!

Слышались причитания старой цыганки. Почти повсюду висели фотографии артистов, а в глубине висела афиша с надписью крупными буквами:

«Семья Регане. Люди–птицы».

— Итак, сегодня утром… — сказал Поль.

— Сегодня утром, — продолжила наездница, — Регане не пришел к завтраку. После разрыва с Изабель он взял за привычку питаться вдвоем с матерью… Так что она прошла на арену… около восьми часов… И позвала на помощь. Она словно обезумела.

— Это Фальконе! — прокричала старая женщина.

Мы вздрогнули, и наездница вытерла ей лицо своей косынкой, но слезы текли без конца, словно кровь из вскрытой вены.

— Где мы сможем найти Фальконе? — спросил Поль.

— Он должен быть в своем фургоне: как выходите — третий справа.

Там мы его и нашли. Он чинил рукоятку хлыста и не стал из–за нас прерываться.

— Вы знаете, зачем мы пришли? — спросил Поль.

Фальконе пожал плечами.

— Если это из–за Регане, то ничего не знаю… Регане был дрянью, думаю, все с этим согласятся. Он меня до смерти ненавидел.

— Может быть, он имел на то свои причины?

— А! Вы хотите поговорить об Изабель?.. Да, все так. Но когда я появился, Изабель уже не ладила с ним… Тут другое… какая–то дурь. Вольтижировка казалась Регане королевой профессий. Гимнаст на трапеции — для него какое–то божество. Он, если хотите, считал себя непризнанным сверхчеловеком… В то время как я в его глазах лишь бесталанный уличный гимнаст. И поскольку мне аплодировали сильнее, чем ему… Он приходил послушать, когда я выступал на арене. И наблюдал за публикой. Радовался, когда звери не слушались. Но когда все шло хорошо, выходил из себя.

А этот Фальконе умен. И безусловно соблазнителен, тем более что больше походил на какого–нибудь пьемонтского каменщика, чем на Тарзана.

— Других, — продолжал он, — Регане просто не замечал. Жил в каком–то призрачном мире. Он все время чувствовал себя человеком–птицей, тем, кто летал под куполом шапито и каждый вечер смотрел в глаза смерти. Наркоман!

— Вы дрались? — спросил Поль.