Жизнь в зеленом цвете - 7

- Зачем ты тогда завёл этот разговор? - взрывается он, резко перекатывается по кровати и нависает надо мной, уперевшись локтями в кровать по обе стороны от моей головы. Смотрит в упор - тёмные, коричневые, как настоявшаяся заварка, глаза. А золотых искорок нет. Куда они исчезли?

- Я же сказал - я хочу знать, как ты к этому относишься.

- Я… - он замолкает, резко вздыхает и нетерпеливо встряхивает головой; чёрные пряди падают на лоб. - Какая разница, что я думаю?

- Ещё какая, - заверяю я спокойно. - Не будь тебя, у Блэка не было бы повода так меня травить.

- Я, что ли, во всём виноват?! - он отталкивается локтями и встаёт.

- Нет. Я просто говорю, что ты послужил Блэку поводом, - у меня странное чувство - будто наши роли поменялись. Теперь он постоянно психует, а я успокаиваю. Правда, в силу отсутствия у меня хотя бы капли какого угодно обаяния, фамильного или нет, я вечно только добавляю масла в огонь. - Ты ни в чём не виноват.

- А если виноват?! - яростно выплёвывает Поттер.

- В чём?

Поттер старательно молчит, натягивая штаны.

- Может, скажешь? - я сажусь, заворачиваясь в одеяло.

- Это неправильно, - говорит Поттер наконец. - Я и ты.

Теперь уже я молчу. Жду, что он скажет такого, чего я не знаю.

- Я всё думаю о тебе. Всё представляю последние дни, как отправлю тебе со школьной совой письмо, что всё кончено, и не могу этого сделать. Я не знаю… чёртово обаяние, наверно, вернулось ко мне бумерангом.

Я молчу и жду.

- Ты знаешь, оно действует обычно на тех, кто мало чувствует сам, - Поттер, забыв застегнуть пуговицы рубашки, с хрустом сгибает и разгибает пальцы рук. Так он обычно разминает их, чтобы они не утеряли гибкости, и легче было поймать снитч. - Я первый раз подумал, что оно может сработать с тобой, когда боггарт сдох при виде тебя. Так бывает с теми, кому нечего терять… ты ничего не боишься и никого не любишь. Ты только учишься круглые сутки, пашешь, как землеройка! Боггарт не нашёл в тебе ничего, на что мог воздействовать… а я нашёл. Я же умнее боггарта, Мерлин побери!..

Я зябко кутаюсь в одеяло.

- А потом оно вернулось!! - выкрикивает Поттер, и я вздрагиваю от неожиданности. - Оно ко мне вернулось! Я думал, это зелье или что… а это ничего! Это само по себе! Ты ничего не делал, а я не могу перестать о тебе думать!! Я ненавижу тебя за это, слышишь, ненавижу?!

Я молча слушаю.

- Это всё неправильно, так не должно быть, с меня хватит, - тарахтит Поттер непрерывным потоком; никогда не понимал, как он ухитряется разговаривать без пауз по нескольку минут подряд.

И уже никогда, должно быть, не пойму.

- Я ненавижу тебя! Не-на-ви-жу!!!

- А я тебя люблю, - говорю я буднично.

Почему бы и не сказать на прощание? Это ведь не что иное, как прощание… в оригинальной поттеровско-гриффиндорской манере, но всё же.

Пусть порадуется. Обаяние или ещё какая-нибудь * * * * * - я люблю его.

Это единственное, что я знаю точно. Пусть даже узнал только что, слушая его истеричную речь о неправильности.

Поттер вздрагивает и отшатывается; на лице - недоверие и ужас, да-да, самый настоящий ужас. Он напуган самой идеей, насколько я могу судить.

- Legillimens, - шепчу я, смотря ему в глаза.

Он не держит сейчас никакой защиты; его мысли в смятении, и я без труда узнаю его самую кошмарную и постыдную тайну: он тоже любит меня.

Неважно, что он скорее позволит поджарить себя на медленном огне, чем скажет это вслух; это так, и он это знает.

А теперь и я знаю.

Поттер разворачивается и попросту сбегает из Выручай-комнаты. Я мог бы догнать его, но не хочу этого делать, потому что среди его мыслей было и о том, чем он занимается вечерами.

Никогда бы не догадался, что он в это время гуляет у озера с Эванс».

Глава 22.

Пояснительные выражения объясняют тёмные мысли.

Козьма Прутков, «Плоды раздумья».

Спустя две томительных недели мадам Помфри решила, что Гарри окончательно здоров.

- Остались только шрамы от ожогов, - заключила она, повертев снявшего рубашку Гарри туда-сюда, как куклу. - Современная колдомедицина с подобным пока справляться не умеет… ожоги были от твоей внутренней магии, а с этим бороться очень, очень трудно.

Она смерила его критическим взглядом, особое неодобрительное внимание уделив выступающим рёбрам, и добавила:

- Впрочем, шрамом больше, шрамом меньше - для тебя, наверно, уже не играет роли…

«Не играет», - молча согласился Гарри.

- Поэтому можешь спокойно переселяться обратно в подземелья, дорогой. Или в гриффиндорскую башню, тебе там всегда будут рады.

- А Вы на каком факультете учились? - Гарри накинул рубашку.

- В Гриффиндоре, - рассеянно ответила мадам Помфри, не заподозрив подвоха. - А в твою отдельную палату, я, пожалуй, положу малышку Джинни Уизли…

- С ней что-то не так?

- Всё в порядке, не беспокойся. Но ей рожать примерно через месяц, лучше перестраховаться, сам понимаешь. Она постоянно переживает в последние дни - все эти битвы, смерти… откровенно говоря, я думаю, что им с Майклом стоило бы подождать хотя бы до конца войны, Джинни только шестнадцать лет…