Жизнь в зеленом цвете - 7

- Как Вы можете шутить?! Надо что-нибудь предпринять, срочно…

- Что, Поппи? Я истощён. Я не знаю, что можно сделать.

- То есть… у нас нет никакой надежды?..

- Сами посмотрите… Вот, видите? Если полить его холодной водой, она сразу же испаряется, как будто Поттер задумал превратиться в раскалённую сковородку. Да, да, я знаю, что шутки звучат неуместно, но… но мне больше нечего сказать. Он должен сам захотеть вернуться. Нам его не переупрямить.

- Он опять зовёт их… если бы эти двое были здесь сейчас, они бы вытащили его, я уверена…

- Как? Разве они были квалифицированными колдомедиками?

- Нет, Северус. Они просто любили его. Знаете, я однажды застала их троих за поцелуями прямо здесь, в больничном крыле… Гарри в то время попал ко мне с какой-то очередной травмой. И пусть даже они нарушали с десяток правил лазарета одновременно, да и просто это было достаточно шокирующе само по себе - видно было, что они любят друг друга.

- Одно время ходили слухи, что близнецы Уизли совратили Поттера…

- Северус, где были Ваши глаза всё то время, пока Вы учили этих сорванцов? Это была любовь… знаете, такая, какую воспевают в балладах.

- Любовь между мужчинами в балладах не воспевают.

- И очень зря. Слышите, он снова зовёт их?.. Что это, подушка дымится у него под щекой?

- Именно так. Поппи, как насчёт того, чтобы подумать и найти кого-нибудь, кто точно так же любил нашего национального героя - коль скоро колдомедицина здесь бессильна? В следующий раз мы можем не суметь потушить огонь…

- Кого-нибудь, кто любил бы его? Северус… Северус, они все умерли - и Седрик Диггори, и Блейз Забини, и близнецы Уизли - это, правда, все, о ком ходили слухи, и у Гарри могла быть и секретная личная жизнь... Но я не знаю, кто удержал бы его здесь.

- А как насчёт Поттера-младшего - бывшего Диггори? Если он так отреагировал на то, что Поттеру плохо, может, он любит его достаточно?

- Стоит попробовать… Знаете, Северус… Альбус всегда говорил, пока был жив, что самая великая сила в мире - это любовь. Мне кажется, он был прав…

- Я поверю в это, только если Поттер умудрится одолеть Тёмного лорда не Авадой или ещё чем-нибудь в этом роде, а бескорыстной любовью…

* * *

Бессмертие - вот что занимает его. Занимает постоянно, днём и ночью; он засыпает с этой мыслью, просыпается, он думает о нём, строча конспекты, листая книги, разрезая котлеты. Бессмертие.

Хоркруксы.

Он уже сумел отколоть от души один кусок и спрятать его в дневник; право же, это забавно - разговаривать с самим собой. Ещё более забавно было распознавать чары, которая его отколотая часть души пыталась наложить на собственного бывшего хозяина, чтобы завладеть его телом, подчинить его своей воле. С кем-то другим этот номер мог бы и пройти, но только не с тем, кто знал наизусть все приёмы для доверия и покорности, все трюки, вызывающие поклонение и желание. Хотя попадись этот старый дневник в руки кому-нибудь другому - и заключённая в бумагу и чернила часть души стала бы чересчур самостоятельной… стоит хранить эту книжицу потщательней, хотя если она потеряется - не стоит беспокоиться. Он ведь не ограничится одним-единственным хоркруксом, отнюдь.

Семь - волшебное число, число радуги; оно приносит удачу. Стоит внимательней относиться к магии чисел; он уверен, что она значит больше, чем многие думают. У Иисуса Христа было двенадцать апостолов, а сам он был тринадцатый; и чёртова дюжина ещё никогда никому не была на пользу.

«Что такое душа?» - спрашивает он себя и не находит ответа. Что за часть его поселилась в желтоватых гладких страницах? Он не чувствует никакой разницы - но отчего же порой ему мерещится, что под тёмной обложкой ритмично движется кровь, отчего тот-кто-теперь-живёт-в-дневнике так похож на него самого? Что такое душа, и есть ли от неё какой-нибудь толк, кроме того, что её можно раздробить и создать хоркруксы?

Все эти вопросы - риторические, умозрительные; он задаётся ими в свободное время, которого не так уж много. Как правило, этим размышлениям принадлежат быстрые неясные минуты перед сном, когда глаза его ещё открыты, но мысли уже начинают путаться; эти размышления быстро переходят в сны, чёрно-белые небогатые сюжетом сны. Иногда ему снится маленький мальчик со странным шрамом на лбу; мальчик ничего не делает в снах, просто стоит и смотрит на него расширенными от ужаса глазами, и кровь пульсирует в напряжённой жилке на виске точно так же, как под обложкой старого дневника.

Лицо этого мальчика кажется таким знакомым и таким необычным одновременно; проснувшись, он долго избавляется от навязчивого ощущения какой-то ошибки. Это странные сны, и хорошо, что они очень редки; он не любит таких ощущений.

Теперь он бессмертен - и не перекрывает ли одно это сотни ошибок, которые он мог сделать? Ошибается тот, кто ошибается последним; при наличии достаточного времени, чтобы исправить всё, что угодно, трудно оказаться последним.