Жизнь-в-сновидении

Мое раздражение достигло пика, когда он пожелал мне доброй ночи, при этом ловко и нежно поцеловав меня, как целуют детей, и это мне понравилось против моей воли. У меня просто не было воли. В коридоре он легонько подтолкнул меня в направлении моей комнаты.

Проклиная себя, я плюхнулась на кровать и расплакалась от бессилия, злости и жалости к себе. С момента самых ранних моих воспоминаний я всегда в своей жизни поступала как считала нужным. Находиться в состоянии смущения и не знать чего хочу -это было для меня новое чувство, причем чрезвычайно неприятное.

Я легла спать не раздеваясь и спала беспокойно, пока он рано утром не стал стучать в мою дверь, чтобы меня разбудить.

Мы ехали весь день, виляя по каким-то заброшенным дорогам. Как он мне и говорил, Джо Кортез оказался внимательным и заботливым человеком. На протяжении всего долгого пути он представлял собой самого доброго, заботливого и увлекательного спутника, о каком вообще можно было мечтать. Он кормил меня едой, песнями и рассказами. У него был поразительно глубокий и в то же время чистый баритон. К тому же он знал все мои любимые песни. Старые любовные песни всех южноамериканских стран, все их национальные гимны, древние баллады и даже детские стишки.

От его историй я хохотала так, что у меня заболели мышцы живота. Как рассказчик, он восхищал меня каждым поворотом своего рассказа. Он был прирожденный мим. Та невообразимая искусность, с которой он изображал любой мыслимый южноамериканский акцент, -- в том числе отчетливый португальский бразильцев -- это было что-то большее, чем подражание, это была магия.

-- Давай, пожалуй, слезем с крыши автомобиля, -- голос Джо Кортеза ворвался в мои грезы. -- В пустыне ночью становится холодно.

-- Суровая тут вокруг местность, -- промолвила я.

Мне хотелось, чтобы мы забрались в фургон и уехали отсюда. Мне стало не по себе, когда я увидела, как он вынимает из машины сумки. Там у него были всевозможные подарки, купленные для людей, которых мы намеревались посетить.

-- Почему ты остановился здесь. Бог знает где?

-- Ты задаешь глупейшие вопросы, нибелунга, -- ответил он. -- Я остановился здесь, потому что тут кончается наше автомобильное путешествие.

-- Мы что, уже прибыли к нашей таинственной цели, о которой ты ничего не хотел рассказывать? -- спросила я с сарказмом.

Единственное, что портило эту очаровательную поездку, было то, что он напрочь отказывался говорить мне, куда именно мы направляемся.

В считанные доли секунды во мне закипела такая злость, что я готова была ударить его кулаком по носу. Мысль, что моя внезапная раздражительность -- просто результат долгой изматывающей поездки, принесла мне желанное облегчение.

-- Я становлюсь раздражительной, но я этого не хотела, -сказала я веселым тоном, который даже мне самой показался наигранным.

В моем голосе было такое напряжение, что сразу становилось ясно, чего мне стоит держать себя в руках. То, что я так легко и быстро могу на него разгневаться, начинало меня беспокоить.

-- Ты понятия не имеешь о том, что значит вести разговор, -- сказал он, широко улыбаясь. -- Ты знаешь только, как добиваться своего.

-- О! Я гляжу, Джо Кортез отбыл. Ты снова собираешься начать меня оскорблять, Карлос Кастанеда?

Он весело рассмеялся в ответ на это замечание, в котором для меня не было ничего смешного.

-- Это место не "Бог знает где", -- сказал он. -- Рядом находится город Аризп (Arizpe).

-- А граница США лежит к северу, -- процитировала я. -- А Чихуауа -- к востоку. А Лос-Анжелес находится где-то к северо-западу отсюда.

Он пренебрежительно мотнул головой и зашагал вперед. Мы молча шли через заросли кустарников, которые я скорее чувствовала, чем видела, вдоль узкой вьющейся тропки. Дорожка становилась все шире по мере того, как мы приближались к огромному участку ровной земли, со всех сторон окруженному забором из невысоких мескитовых деревьев. В темноте можно было различить силуэты двух домов. В большем из них внутри горел свет. На некотором расстоянии от него стоял меньший, темный дом.

Мы подошли к большому дому. В свете, льющемся из его окон, порхали тусклые силуэты мошек.

-- Должен предупредить тебя, что люди, с которыми тебе предстоит встретиться, несколько странные, -- прошептал он. -Не говори ничего. Вести разговор буду я.

-- Я всегда говорю, что мне нравится, -- встала я на дыбы. -- И не люблю, когда меня учат, как себя вести. Я не ребенок. Кроме того, я прекрасно знаю правила хорошего тона; можешь быть уверен, что тебе не придется из-за меня чувствовать себя неловко.

-- Брось ты свою заносчивость, черт побери! -- прошипел он сдержанным голосом.

-- Не веди себя со мной так, словно я -- твоя жена, Карлос Кастаньеда, -- крикнула я изо всех сил, произнося его фамилию так, как, по-моему, она должна была произноситься: с мягким "н", что, я знала, ему страшно не нравилось.