Жизнь-в-сновидении

-- Целительница, к которой я везу тебя, говорит, что только очень молодой и очень старый человек могут позволить себе выглядеть вызывающе.

Прежде чем я успела напомнить ей, что к ней не относится ни то, ни другое, она призналась мне, что она значительно старше, чем кажется. Ее лицо сияло, когда она повернулась ко мне и воскликнула:

-- Я напяливаю это обмундирование, потому что люблю поражать моих друзей!

Имела она в виду меня или целительницу, она не сказала. Конечно же, я была поражена. И это касалось не только ее нарядов, которые сильно отличались по стилю, -- изменилась вся ее манера поведения. Не осталось и следа от надменной, настороженной женщины, которая проехала со мной от Ногалеса до Эрмосильо.

-- Это будет самое очаровательное путешествие, -произнесла она, -- особенно если мы откинем верх. -- Ее голос звучал счастливо и мечтательно. -- Я обожаю путешествовать ночью в машине с откинутым верхом.

Я охотно выполнила ее пожелание. Было почти четыре часа утра, когда мы оставили позади Эрмосильо. Небо, неяркое и черное, испещренное звездами, казалось самым высоким из тех, что мне приходилось видеть. Я ехала быстро, тем не менее казалось, что мы вообще не движемся. В свете фар без конца появлялись и исчезали шишковатые силуэты кактусов и мескитовых деревьев. Казалось, что они все были одной и той же формы, одного и того же размера.

-- Я упаковала с собой несколько сладких булочек и полный термос чампуррадо, -- сказала Делия, доставая свою корзину с заднего сидения. -- Утро наступит до того, как мы доберемся до дома целительницы.

Она налила мне полчашки густого горячего шоколада, приготовленного с маисовой мукой, и накормила рулетом по-датски, давая мне кусочек за кусочком.

-- Мы проезжаем через волшебную страну, -- сказала она, прихлебывая восхитительный шоколад. -- Волшебную страну, населенную воюющими людьми.

-- Что это за воюющие люди? -- спросила я, стараясь, чтобы это не прозвучало снисходительно.

-- Яки, народ Соноры, -- сказала она и замолчала, вероятно оценивая мою реакцию. -- Я восхищаюсь индейцами яки, потому что они постоянно воевали, -- продолжала она. -- Сначала испанцы, а затем мексиканцы -- не далее как в 1934 году -- испытали храбрость, хитрость и безжалостность воинов яки.

--Я не в восторге от войны или от воинственных людей, -сказала я. Затем, чтобы оправдать свой резкий тон, я объяснила, что происхожу из немецкой семьи, которая была разлучена войной.

-- У тебя другой случай, -- заключила она. -- У тебя не было идеалов свободы.

-- Минутку! -- возразила я. -- Именно потому, что я поддерживаю идеалы свободы, я нахожу, что война так отвратительна.

-- Мы говорим о двух различных видах войны, -- настаивала она.

-- Война есть война, -- заметила я.

-- Ваш вид войны, -- продолжала она, не обращая внимания на мое замечание, -- ведется между двумя братьями, которые оба являются правителями и сражаются за верховенство. -- Она наклонилась ко мне и настойчивым шепотом добавила: -- Тот вид войны, о котором говорю я, ведется между рабами и хозяевами, которые думают, что люди -- их собственность. Заметила разницу?

-- Нет, -- упрямо настаивала я и повторила, что война -это война, независимо от причин.

-- Я не могу согласиться с тобой, -- сказала она, громко вздохнув и откинувшись назад на своем сиденье. -- Возможно, причина наших философских разногласий в том, что мы вышли из различных социальных реальностей.

Удивленная выбранными ею словами, я автоматически сбросила скорость. Мне не хотелось показаться грубой, но слушать ее концептуальные академические разглагольствования было настолько нелепо и неожиданно, что я ничего не могла с собой поделать и расхохоталась.

Делия не обиделась. Она с улыбкой глядела на меня, оставаясь вполне довольной собой.

-- Если ты хочешь понять то, о чем я говорю, тебе нужно изменить восприятие.

Она высказала это настолько серьезно и тем не менее настолько доброжелательно, что я почувствовала себя пристыженной за свой смех.

-- Ты можешь даже извиниться за то, что смеялась надо мной, -- добавила она, словно прочитав мои мысли.

-- Действительно, я хочу извиниться, Делия, -- произнесла я, искренне осознав это. -- Я ужасно сожалею о моей грубости. Я была так удивлена твоими формулировками, что просто не знала, как поступить. -- Я бросила на нее быстрый взгляд и добавила сокрушенно: -- Вот и рассмеялась.

-- Я не имела в виду социальные оправдания твоего поведения, -- сказала она, дернув от досады головой. -- Я имела в виду оправдание из-за непонимания положения человека.

-- Я не знаю, о чем ты говоришь, -- сказала я с тревогой и почувствовала, как ее глаза сверлят меня насквозь.

-- Как женщина, ты должна понимать это положение очень хорошо, -- произнесла она. -- Ты была рабыней всю жизнь.

-- О чем ты говоришь, Делия? -- спросила я в раздражении от ее дерзости, впрочем, сразу смягчилась, подумав, что, несомненно, бедная индеанка имела невыносимого мужа-тирана. -Поверь мне, Делия, я совершенно свободна. Я делаю, что хочу.