Жизнь в диссонансе (ЛП)

Что-то, предназначенное Малфою. То же самое что-то, которое уже год держало его отца на грани смерти. У Люциуса и Элизы проявились одинаковые симптомы, неизвестная темная магия поставила целителей в тупик. Насколько слышала Гермиона, ни у кого другого не диагностировали такую же болезнь, но сначала стоило в этом убедиться, а не торопиться с выводами.

Клив всхлипывал, уткнувшись в ладони, и бормотал что-то нечленораздельное. Гермиона закрыла чернильницу и собрала бумаги. У нее осталось множество вопросов, но они подождут. Еще немного.

========== Глава 4 ==========

(Апрель 1999)

Грейнджер пожала плечами и подняла взгляд от чашки с чаем. Свет из окон кофейни придавал ее глазам льдисто-голубой оттенок. Цвет ее глаз всегда получался тусклым, и Драко думал, что ему больше понравится яркий, но теперь его возненавидел. Поначалу казалось, это из-за того, что черные волосы и синие глаза чрезвычайно напоминали Панси. Потом он решил, что эта девушка просто не была Грейнджер. Чужая внешность лишала ее всех исключительных черт, и от этого Драко становилось не по себе.

— Извини… Я слишком много говорю о работе, да? Скучно слушать, когда это тебя не касается.

Нет, на самом деле она много говорила об Эвансе. Тот фигурировал в каждой истории, и это стало напрягать Драко уже со второй. Стало раздражать еще сильнее, когда Грейнджер улыбнулась сама себе на четвертом эпизоде, прежде поведав о том, как ждала совещания, но Драко не нашел в нем ничего забавного.

Им владело раздражение, в шее чувствовалась напряженность, от которой не удавалось избавиться. Чай давно остыл.

— Ты хоть когда-нибудь устаешь притворяться кем-то другим?

Грейнджер распахнула глаза, чашка со звоном опустилась на стол.

— А…

— За пределами поттеровской квартиры ты постоянно с чужим лицом. Эванс, наверное, знает тебя чисто по фотографиям из газет. Ты всегда забываешь, что изменила внешность, как будто ты и есть такая. Следишь за каждым словом, скрываешь свою жизнь. Ты хоть думала, что будет, если ты снимешь заклинание и поймешь, что в чужой шкуре тебе комфортнее?

Грейнджер так крепко сжала чашку, что побелели костяшки пальцев. Драко казалось, стекло вот-вот хрустнет.

— Иногда, — тихо созналась она.

Его раздражение жаждало вспышки гнева, а не мягкого голоса, опущенных глаз и честности, которая пугала ее саму. Он думал, что раздражение только возрастет, но вместо этого оно обернулось чем-то таким, что Драко отказывался признавать чувством вины. Что бы это ни было, оно добавило неловкости, которую Малфою не часто доводилось испытывать.

— Я не просто так прячусь. И обо всех причинах уже тебе рассказала. Но, наверное… мне кажется, я не могу вести себя естественно, когда выгляжу самой собой. Когда показываю себя людям. Ты видишь здесь смысл? — Грейнджер покачала головой. — Знаю, его нет. Просто у людей есть определенные ожидания, как я должна себя вести и кем быть, но я разная и не всегда им соответствую. Не всегда оправдываю эти ожидания. Поэтому легче притвориться, что я вообще не я.

Быть может, Грейнджер забыла, с кем именно общается. Это бы объяснило последние месяцы и особенно то, почему она до сих пор не понимала, что и кому говорит. Драко успел узнать, что человек не может быть кем-то другим. Можно принять часть себя или определенный стандарт поведения и попытаться держаться соответственно, но все равно поскользнешься и упадешь. Покажешь себя либо потеряешь.

Окружающий мир пронизан эмоциями. Причины, убеждения могут отличаться, но чувства — одни на всех. Временами, когда Драко трясло от злости, он задумывался, не это ли чувство одолевало отца, перед тем как тому приходилось совершать страшные поступки. Человека отличают личность и поведение. Поэтому сейчас он и сидел здесь. Поэтому Грейнджер навсегда останется Грейнджер.

— Я кое-что знаю об ожиданиях. В конечном счете ты поймешь, что лучше прислушиваться к себе, чем к кому-то другому. Хуже подвести себя, чем других.

Грейнджер посмотрела на него долгим взглядом, который всколыхнул улегшееся раздражение, и тут от чая пошел пар. Она убрала палочку и села прямее.

— Я читала теорию…

()

Рот Гермионы накрыла теплая влажная ладонь, другой рукой ее перехватили за талию. Предчувствие, преследующее ее в темных каменных коридорах, полностью оправдалось, а приступ паники вбросил в кровь адреналин. К спине прижалось твердое тело, и Гермиону рывком затянули в комнату.

Она смяла в кулаке план здания и двинула локтем назад, вызвав над ухом тяжелый выдох. Развернулась в ослабевшей хватке, чужая ладонь, закрывавшая рот, хлопнула по запястью руки, держащей палочку. Пальцы с силой сжались на ее коже, стиснули кости, и комната погрузилась во мрак. Гермиона успела заметить подбородок, рот, нос, но хватило и этого.

— Не отпустишь меня, я прокляну тебя и арестую.

Она наступила ему на ногу, но он все равно умудрился вывернуть ей руку, чуть не проткнув ее саму палочкой.

— Если отпущу, тоже арестуешь.

— По крайней мере, не схлопочешь проклятье.

— Одни обещания, Грейнджер.

Гермиона перестала вырываться и дернула головой, ударив его по подбородку — клацнули зубы.