Жизнь в Камерном театре превратилась в кромешный ад. В большой, своеобразный, только что справивший свое двадцатилетие коллектив таировского театра, начавшего нащупывать свой новый путь в искусстве, насильно "влили" тоже большой, колючий и требующий к себе особого внимания молодой новаторский коллектив. И пусть это будет мелочь, пусть иные скажут: "ерунда!", но первые столкновения
начались из-за актерских уборных. Каждый артист привыкает к своему рабочему месту, он обживает его - там лежат вещи, которые предназначены только для него одного, роли с заметками, грим и другие предметы, которые помогают готовиться к выходу на сцену, - ведь это его творческая лаборатория. В общем каждодневное "таинство" нарушалось. Раздражение росло, мастерство падало...
Наверху, где помещались два художественных руководителя, на первых порах было все довольно деликатно, как на дипломатическом приеме: были улыбки, "дружеские" пожатия рук. "Как ваше здоровье? Что вы собираетесь ставить?"
Охлопков принес инсценировку повести А. Первенцева "Кочубей", и так как труппа теперь стала единой, то на одном собрании он и прочитал эту инсценировку как первую работу объединенного коллектива.
Пьеса меня захватила, роль "Кочубея" как будто была написана Первенцевым для меня. И опять я сидел, фантазируя, красный и возбужденный. Охлопков тихо наблюдал за мной, а когда кончил читать, спросил:
- Я вижу, что тебе нравится пьеса.
- Да, и Кочубей - прекрасная роль!
- Хочешь играть?
- Очень хочу, но я не смогу - занят, много съемок, еле поворачиваюсь.
- Я тоже занят. (В это время он снимался у М. Ромма в картинах "Ленин в Октябре" и "Ленин в 1918 году".) Ничего! Мы так построим репетиции, что спектакль не пострадает. Играй!
Я не знаю актера, который легко мог бы отказаться от понравившейся ему роли, а Кочубей мне очень нравился - я мечтал сыграть такую роль.
Вечером Александр Яковлевич пригласил меня к себе и стал рассказывать о планах Камерного театра, о трудностях, которые возникли в связи с слиянием двух коллективов. Во время беседы он опять, как мне показалось, был очень озабочен, и когда я собрался было уходить, задержал мою руку и сказал:
- Вы меня просили не занимать вас в ближайшей пьесе и дать возможность отсняться в картинах; я на это, правда, не совсем охотно, но пошел. А теперь узнаю, вы хотите играть Кочубея. Это ведь главная роль!
- Александр Яковлевич! Во-первых, Охлопков не настаивает, чтобы я репетировал каждый день, он будет отпускать меня для съемок. К тому же нас двое на эту роль - я и Петр Аржанов. А во-вторых, ведь вы не будете отрицать, что это очень интересная работа.
- Все вы, актеры, одинаковы. Дай роль, и все забыто... Куда девались заверения... в дружбе... в преданности. - И, махнув рукой, горько добавил: - Ну и ну!
- Александр Яковлевич, меня очень огорчают ваши слова. К счастью или к сожалению, но с Охлопковым мы сейчас работаем в одном театре. Меня с ним связывают дружба и творческая жизнь. Это моя юность!
- А Камерный, вероятно, ваша зрелость!
- Да, это так!
- Меня упрекают, что я избаловал вас, хотя лично я этого не замечаю. Если это и есть, то не вижу в этом ничего плохого. Я в вас верю и всегда ощущаю опору. И вот сейчас... Слушайте! Когда будете свободны от всех ваших дел, и от "Кочубея" в том числе, подумайте над моим новым предложением, которое у меня созрело. Я узнал, что вы интересно поставили "Аленушку" в Детском театре. Так вот, подумайте о новой пьесе и поставьте ее сами в нашем, Камерном театре. Согласны?
...Я действительно, по предложению главного режиссера А. Кричко, поставил в МТЮЗ пьесу Н. Шестакова "Финист - Ясный Сокол", сказку о русском патриотизме, о смелой девушке Аленушке и богатыре Финисте, о храбром Солдате и злой Бабе. Она пленила меня своей лиричностью, чистотой чувств и ловко сбитым сюжетом на тему русских сказок.
Спектакль пользовался очень большой любовью юных зрителей и долго не сходил со сцены. Героиней моего спектакля стала простая крестьянская девушка, и мы решили спектакль так и назвать "Аленушка".
Артистка Г. Бурцева в этой роли была очаровательна -умная, нежная и героическая. Актеры играли все увлеченно, с предельной искренностью. Финиста - отрока, былинного героя интересно сыграл артист С. Курилов, но потом его сманили в кино, и он ушел из театра. Декорации художника А. Распопова поражали детей фантастическими превращениями. Мы применили светящиеся краски. На сцене это было, по-моему, впервые, во всяком случае я этого прежде не видел. Было очень эффектно, когда лес и деревья мгновенно превращались в чудовищ и также быстро исчезали. Ребята ахали, разинув рты. Вот об этом спектакле и вспомнил Александр Яковлевич...
Предложение Таирова о режиссуре для меня было таким же неожиданным, как светящиеся декорации для ребят. Оно запало мне в душу, и я тоже стал "ахать и охать", перечитывая все пьесы, которые попадались под руку.